статья Тревожный транзит

Илья Мильштейн, 25.11.2019
Илья Мильштейн

Илья Мильштейн

Как мы знаем из учебников, личного опыта, а также из ночных кошмаров с футурологическим уклоном, всякий съезд правящей партии является в России историческим. Не стал исключением и XIX съезд "Единой России" на ВДНХ, в ходе которого перед собравшимися выступили два ее лидера: Дмитрий Медведев и Владимир Путин. Лидер формальный и лидер национальный.

Историческими были и задачи, которые ставили перед собой и пытались решать главные на этом собрании ораторы. Это были проблемы экзистенциального порядка. Оттого в их речах сквозила некоторая нервозность.

Так, бывшему президенту важно было доказать, себе и собравшимся, что он вообще существует. В качестве формального лидера правящей партии, премьер-министра, действующего политика, возможного преемника нынешнего президента, как уже бывало. Потому именно он открывал высокий форум, а в прочитанном докладе, напоминая о том, что его соратникам предстоит избираться в Госдуму в 2021 году, предавался диалектическим раздумьям. С одной стороны, радовался успехам ЕР на выборах в сентябре, что, по его мнению, "свидетельствовало об очень масштабной поддержке партии". С другой стороны, клеймил позором тех единоросов, которые скрывали от народа свою партийную принадлежность - вместо того чтобы ею гордиться. Этим стеснительным кандидатам Дмитрий Анатольевич указывал на выход, предлагая "освободить место" другим гражданам, куда менее стыдливым. И хотя известно было, что собирательная Касамара в Москве и в других городах шла "самомедвеженцем" не из скромности, а по причине низкого рейтинга "партии жуликов и воров", как именуют ее враги, Медведев не считал данную тему предметом для дискуссий.

Предметом для дискуссий он считал иную тему, которую приберег для последнего абзаца, куда вместе со спичрайтерами вложил всю душу и надежды, переполняющие ее. "Жизнь партий, - отливал в граните председатель правительства и "Единой России", - измеряется предвыборными циклами, сроками парламентских выборов, иных выборов. Но людям нужен совсем другой календарь, в котором каждый день приближает их к жизни, о которой они мечтают". Жизнь, о которой мечтает Дмитрий Анатольевич, должна у него начаться в 2024 году, когда завершится четвертый срок Владимира Владимировича, и если учитывать разницу в возрасте партнеров по тандему, то ему вроде бы не грех тешить себя надеждами. Особенно в том случае, когда формально возглавляемая им партия добьется новых, неслыханных побед на парламентских и местных выборах. Таковы правила игры в политику на современном этапе, и второго человека в тандеме, которого нет, можно упрекнуть в чем угодно, только не в том, что он не соблюдает правил.

В отличие от Медведева, Путину ничего доказывать не надо - ни себе, ни единоросам, ни соотечественникам, никому в принципе. Он мыслит другими категориями и занят абсолютно другими делами, неспешно размышляя о России, которой без него нет, об Америке и о Европе, чье существование слегка его раздражает, о возрасте, о вечности, о ядерной войне. Цену партнеру по тандему и его партайгеноссен, изнывающим от любви и преданности и терпеливо дожидающимся той минуты, когда он наконец уйдет, Путин тоже знает, и это его тревожит всерьез. Подобно тов. Сталину в дни исторического XIX съезда КПСС, Владимир Владимирович беспокоится о судьбах государства, которое он выстроил, и считает необходимым предостеречь младших товарищей от ошибок и преступлений, которые они могут совершить в его отсутствие. "Словоблуды, конъюнктурщики, приставшие к правящему статусу партии, если что, сдадут не только ее, и страну сдадут. Такое было в нашей истории неоднократно, и в том числе в нашей новейшей истории", - изрекает он с трибуны съезда, и притихшие словоблуды с затаившимися конъюнктурщиками восторженно ему внимают.

Собственно, никому из них, начиная с мечтательного Медведева, Путин не собирается отдавать власть, покуда есть силы ее удерживать. Не для того он медленно, терпеливо, в течение двух десятилетий подгребал эту власть под себя и подбирал самого безопасного из "преемников" на четыре года, чтобы вдруг насовсем уйти. Он же помнит, как это было при словоблудах, которые сдали страну, и какие чувства испытывал мелкий офицерик КГБ со своим пистолетиком в городе Дрездене, когда рушилась Стена и в ее проломы устремлялись свободные люди, и какая бездна зияла у него за спиной. И живет с тех пор с незалеченной травмой, постепенно отгораживаясь от остального мира стеной законотворческой, для чего и нужны все эти единоросы, готовые не колеблясь проголосовать за любой придуманный им и его единомышленниками закон. Строго говоря, только они и нужны, с их завербованными избирателями, а прочих объявим потенциальными "иностранными агентами". С последующим, быть может, поражением в избирательных правах, ибо в осажденной крепости голосовать могут все, кроме злобных лишенцев. В сущности, многие законы, принятые при позднем Путине, и самые ударные отрывки из его речей следует рассматривать как его политическое завещание, хотя сроки, конечно, неведомы, а медицина нынче творит чудеса.

Но все-таки он волнуется, и синхронно с ним волнуется море единоросов, заполнивших громадный зрительный зал. Поскольку пятилетка транзита власти уже стартовала, а будущее, как ни обкладывай его умопомрачительными законами и сколько ни вооружай армию и Росгвардию, пугает своей непредсказуемостью. В конце концов вот так же они сидели в зале и в президиуме, и бешено рукоплескали, делегаты XIX партсъезда и приближенные к вождю начальники среднего и высшего звена, а потом он ушел, и все посыпалось, и две России, которая сажала и которая сидела, глянули друг на друга с тоской, ненавистью и надеждой. Все-таки ничего не поделаешь с этим законом цикличности тоталитарных мерзостей и демократических чудес, по которому живет наша Родина, и никакая Госдума не в состоянии его упразднить. Так что явно исторические съезды внезапно оборачиваются историческим позором, и вчера еще бурно рукоплескавшие товарищи, сплотившись вокруг самого жалкого или самого верного заветам очередного Ильича, проклинают ушедшего фюрера и присягают новому законно избранному руководителю. Если доживем, опять убедимся в этом.

Илья Мильштейн, 25.11.2019