У каждой эпохи свои враги, а время бежит быстро, даже в России, и уголовный кодекс не всегда поспевает за его стремительным течением. Так возникают эпохи переходные, романтические, когда людей убивают без суда и следствия, руководствуясь исключительно революционным правосознанием, о чем позже, гораздо позже, с доброй лукавой улыбкой обязательно вспомнит какой-нибудь писатель-лауреат, как вспоминают молодость. "Попадись эти молодчики с черной совестью в памятные 20-е годы, - размечтается прозаик, - когда судили, не опираясь на строго разграниченные статьи уголовного кодекса... ох, не ту бы меру наказания получили бы эти оборотни!" И зрительный зал наградит его бурными аплодисментами.

Однако вскоре эпоха обязательно возвращается к норме, и судьба романтиков, этой новой социальной группы "предателей родины, наймитов фашистских разведок, подлых троцкистско-бухаринских гадов, продажных псов" отливается в чеканные формулировки исторически закономерной 58-й статьи. Неизбежен и дальнейший прогресс: к огорчению старого писателя, молодчиков с черной совестью судят мягко и приговаривают только к лагерям. По статье 70-й, заменившей легендарную 58-ю, а других наймитов впоследствии будут сажать по новой, еще более мягкой 190-й. Впрочем, статья, карающая за измену Родине, тоже сохранится, но по ней репрессировать уже почти никого не смогут, кроме чекистов и простых граждан, связавшихся с иностранными разведками. Разве что диссидента Щаранского осудят по 64-й, но и его с течением времени освободят, обменяв на реальных наших шпионов.

Сегодня все по-другому. Другая эпоха, другой век, даже другое тысячелетие. Прогресс опять-таки налицо, и о законах сталинской эпохи с неприязнью отзываются многие нынешние руководители, начиная с Медведева, а сам Путин метко сравнивает лучшего друга чекистов с Тамерланом. К эпохе застоя, которая изо всех сил воспроизводится в России десятых годов, тоже отношение неоднозначное. Тем не менее механизм репрессий в его развитии на современном этапе весьма схож с тем, который наши отцы, деды и прадеды наблюдали в прошлом столетии. Это путь от первозданного хаоса к стабильности.

Начало эпохи связано с войной, то есть с правосознанием особого рода, продиктованного необходимостью "мочить" социальную группу "чеченские террористы". А где война, там и массовые убийства. В Грозном и в Москве, в Ачхой-Мартане и Волгодонске. А где массовые убийства, там и другие, более мелкие процессы проходят по упрощенной процедуре - взять хоть дело Андрея Бабицкого, которого Владимир Путин именовал "предателем" и "обменивал", публично радуясь при этом, что "теперь" журналисту "станет страшно".

Затем эпоха устаканивается, власть обретает веру в себя, так что локальные схватки с социальными группами "журналисты НТВ" или "топ-менеджеры ЮКОСа" проходят уже более спокойно и завершаются, если не вдаваться в детали, судебными приговорами. Это уже почти мирная жизнь, типа зрелого социализма, и для полного торжества застойных технологий не хватает лишь какой-то окончательной регламентации. Правопорядка с большой буквы. Решающего прорыва в сфере законодательной, чтобы буквально никто из социальной группы "несогласные" не остался без специально для него написанной статьи. Сила которой, если использовать классическую формулу, не в жестокости наказания, а в его неотвратимости.

Этой цели и служат новейшие, не побоюсь этого слова, законы о клевете и об "иностранных агентах", штрафные поправки к закону о митингах, а также грядущие юридические новеллы, посвященные изменникам и кощунникам. Все же видели, как мучился гражданин начальник, стремясь пришить девушкам из Pussy Riot хулиганство по мотивам религиозной ненависти в рамках действующего УК. А теперь, в связи с подробнейшей проработкой кары за оскорбление религиозных чувств, перед судейскими открываются такие перспективы, что прямо дух захватывает. То есть скоро, наверное, десятками будем выменивать своих провалившихся разведчиков - если не на предателей, то на богохульников, в крайнем случае на клеветников.

У каждой эпохи свои враги, но тем и отличается зрелая, солидная власть от переходной, романтической, что кует за указом указ буквально на все случаи жизни. Так закрепляется, стабилизируется, бетонируется режим, еще вчера казавшийся попросту бандитским. Так между государством и обществом воздвигается Стена - непрошибаемая, как речь прокурора. На страх врагам внешним и внутренним, на радость тем немалочисленным гражданам, которые закладывали первые кирпичи и строчили первые доносы. Хотя и среди них, конечно, найдется какой-нибудь улыбчивый заслуженный старикан, который, взгромоздившись на трибуну, ностальгически вспомнит молодость. Мол, в наши времена разных смутьянов судили попроще, без кодексов, и попадись эти молодчики, эти кощунницы, эти агенты, эти демонстранты, всех бы замочили в сортире...

И публика шумно сдвинет ладоши.