Чем острее политический кризис в России, тем явственнее звучит вопрос: применит ли власть жесткие силовые методы, станет ли Путин "стрелять в народ"?

Еще с лета ползут зловещие слухи. "Минобороны готовит снайперов, чтобы стрелять в народ". Стрелять будет "чеченский спецназ" (вариант: "чеченские элитные полки"). А может, иностранные наемники? Может, почему нет. Тогда и впрямь ливийский сценарий.

Характерно, что спрашивают именно про Путина, в единственном числе. Это в СССР было коллективное руководство, а сейчас решения принимаются единолично.

"Не нужно под пулеметы", - уговаривает протестующих Альфред Кох, как будто пулеметы уже выкатили. "Вы хорошо знаете Путина, - спрашивает Евгения Альбац Ксению Собчак. - Он может начать стрелять?" "Нет, - ни на секунду не задумавшись, отвечает та. - Абсолютно точно. Путин не диктатор". Пессимисты, наоборот, утверждают, что для него это вообще не проблема - "Норд-Ост", Беслан, взрывы домов...

Да вот есть проблема. И большая. Предприму экскурс в историю.

В царской России имели место два события, которые у нас, советских школьников, создавали впечатление готовности режима стрелять в народ: Кровавое воскресенье и Ленский расстрел. В первом случае, 9 января 1905 года, организатор мирного шествия к Зимнему дворцу священник Гапон тоже пытался согласовать его с властями, однако члены кабинета, не желая брать на себя ответственность, уклонились от решения. Это относится и к председателю Совета министров Сергею Витте. Директор Департамента полиции Лопухин, узнав об этом, схватился за голову, пытался найти Гапона, но не сумел.

В десятом часу вечера накануне шествия министр внутренних дел Святополк-Мирский созвал у себя совещание министров с участием начальника штаба Петербургского округа генерала Мешетича и петербургского градоначальника генерал-адъютанта Фуллона. На нем было утверждено предложение этих двух последних расставить в различных частях города воинские подразделения, дабы воспрепятствовать движению колонн на дальних подступах к дворцу. "Ни у кого из участников совещания не было и мысли о том, что придется останавливать движение рабочих силою, и еще менее о том, что произойдет кровопролитие", - вспоминал участник совещания, тогдашний министр финансов Владимир Коковцов.

"Было решено, наконец, - писал впоследствии жандармский генерал Спиридович, - рабочих ко дворцу не допускать, при неповиновении действовать оружием, Гапона же арестовать. На последнее постановление Фуллон ответил, что едва ли это представится возможным сделать. Он знал, что говорил: он за несколько дней перед этим дал Гапону свое "солдатское" слово, что он его не арестует, и генерал Фуллон сдержал свое слово, хотя и вопреки приказанию своего высшего начальника министра внутренних дел. Факт вопиющий".

Отчеты о событиях 9 января оставляют тягостное ощущение неумолимого рокового стечения обстоятельств. Приказы об огне на поражение отдавали командиры подразделений, и это было следствие именно нежелания высших сановников империи нести личную ответственность. В отдельных случаях командиры утверждали, что отражали агрессивные действия толпы, в том числе отвечали на револьверные выстрелы.

Ленские события апреля 1912 года взорвали общественное мнение России. Сегодня любое значимое сообщение мгновенно распространяется через социальные сети и мобильную связь. Тогда такими новыми носителями оперативной информации впервые стали телефон и телеграф. Свободная от цензуры пресса публиковала известия о трагедии в Восточной Сибири, полученные из самых разных источников. Стачечный комитет направлял телеграммы непосредственно министрам и депутатам Госдумы. Некий политический ссыльный, профессиональный фотограф, сделал снимки на месте трагедии. Общее мнение состояло в том, что стачка и расстрел стали следствием нещадной эксплуатации рабочих. Министр внутренних дел Макаров, выступая в Думе, заявил:

Когда потерявшая рассудок, под влиянием злостных агитаторов, толпа набрасывается на войско, тогда войску ничего другого не остается делать, как стрелять. Так было и так будет впредь.

Эти слова стоили ему министерского поста.

Расследованием ленской бойни занимались сразу две комиссии - правительственная во главе с бывшим министром юстиции сенатором Манухиным и учрежденный Госдумой независимый комитет во главе с Александром Керенским. Еще до окончания официального расследования Манухин распорядился возбудить уголовное дело против жандармского ротмистра Трещенкова, отдавшего приказ открыть огонь по людям. Ни думская, ни правительственная комиссии не приняли версии Трещенкова о провокации "агитаторов". Действия ротмистра квалифицировались как чрезмерные и ничем не спровоцированные.

Иркутское губернское жандармское управление получило распоряжение директора Департамента полиции Белецкого: "Предложите непосредственно ротмистру Трещенкову непременно ликвидировать стачечный комитет". Ротмистр арестовал членов комитета. В ответ рабочие организовали в Бодайбо, где находилась главная контора товарищества "Лензолото", мирное шествие, чтобы потребовать от прокурора освобождения арестованных. Рабочие двигались по узким улицам города колонной по 3-4 человека в ряду. Голова колонны была еще далеко от здания правления компании, когда ее остановил и стал уговаривать разойтись во избежание столкновения с войсками инженер Тульчинский. В этот момент жандармская сотня и открыла огонь по демонстрантам.

Никакой необходимости в самообороне у жандармов не было. На расправу с шествием Трещенков никаких санкций не получал.

Трещенков был уволен из Отдельного корпуса жандармов, разжалован в рядовые и погиб на Первой мировой войне. Судя по всему он был рьяным энтузиастом борьбы с революционной заразой. Он сделал блестящую карьеру по своему ведомству и отличился в 1905 году в Нижегородской губернии при подавлении вооруженного восстания в Сормове.

Как установило следствие, телеграмма Белецкого с указанием "ликвидировать" стачком была в действительности ответом на настойчивые обращения самого Трещенкова.

Самый известный случай стрельбы в народ советского периода - события в Новочеркасске в июне 1962 года. Опуская подробности, сосредоточимся на главном вопросе: кто, на каком основании и при каких обстоятельствах отдал приказ открыть огонь по протестующим?

Об обстановке в городе в первый же день беспорядков местное руководство доложило в Президиум ЦК КПСС. Вечером в кабинет командующего войсками Северо-Кавказского военного округа генерала Плиева позвонил министр обороны маршал Малиновский. Он приказал ввести в город войска и навести порядок. Войска были введены, но играли вспомогательную роль. Боевых патронов у солдат не было. Войска не препятствовали колоннам, которые на второй день устремились к зданию горкома партии. Там в этот момент находились высокие должностные лица, прибывшие из Москвы, - члены Президиума ЦК КПСС Фрол Козлов, Микоян, Кириленко, Полянский, Шелепин - и все местное руководство. Узнав, что военные не остановили толпу, они ретировались из горкома в военный городок. Оттуда Козлов связался с Хрущевым и будто бы получил от него санкцию на применение оружия.

Позднее Козлов и Микоян встретились с "делегацией рабочих" (на самом деле случайных добровольцев). Именно во время этой встречи и произошел расстрел толпы на площади перед горкомом. Туда прибыло подразделение войск МВД под командованием начальника новочеркасского гарнизона генерала Олешко. Автоматчики выстроились перед фасадом. Олешко обратился к толпе с балкона с требованием разойтись. Никто не сдвинулся с места. Последовал залп в воздух, раздался крик: "Не бойтесь, стреляют холостыми!" Толпа ринулась к зданию. Автоматчики дали еще один предупредительный залп - и сразу же был открыт огонь автоматными очередями на поражение.

Эпизод этот исследован не до конца. Есть свидетельства, что Олешко команды стрелять не отдавал, что кто-то из демонстрантов попытался отобрать у солдата оружие и тот был вынужден стрелять в целях самообороны. По другой версии, безрезультатная встреча с рабочей делегацией убедила Козлова и Микояна в необходимости решительных мер и они воспользовались ранее полученной санкцией Хрущева. Следует также признать основательными ссылки действующих лиц на бесчинства и мародерство толпы.

Итак, перед нами три сценария. В первом случае высшая политическая власть самоустраняется, фактически оставляя решение о применении оружия на усмотрение военных. Во втором командир, которому дано усердие не по разуму, то ли желает выслужиться, то ли искренне ненавидит протестующих. В третьем военные ведут себя пассивно, решение принимает первое лицо.

Я считаю, третий сценарий - не про наше первое лицо. И дело не в том, что оно не диктатор. Для такого решения нужна не просто политическая воля. Необходима готовность брать на себя ответственность и тем самым освобождать от нее подчиненных, тех, кому он отдаст приказ. А наше первое лицо этого совершенно не умеет, у него всегда виноват кто-то другой. Ну а без этого исполнять такие приказы дураков нет.