Терпение, высшая добродетель политика, не стоило бы и гроша без великого везения. Когда еще только взяли Радуева, это уже казалось неслыханным везением, омрачавшимся лишь глубокими общественными сомнениями, что он и есть кошмар Кизляра и Первомайского. Сомнения, впрочем, были скоро преодолены: этот жалкий человек с полоумным взглядом единственного глаза и взаправду оказался тем самым Радуевым. И тут пришло время терпения, потому что никаких идей насчет того, что делать с этим подарком судьбы дальше, не наблюдалось.

Наша власть, надо сказать, вообще очень везучая. Едва пошли на убыль цены на нефть, тут же неслыханно повезло с терроризмом. И бог его знает, сколько бы еще плел Радуев свои небылицы следователям и корчил уморительные рожи психиатрам, сколько бы еще развалилось дел по взрывам в Пятигорске, Москве и Волгодонске, если бы эпоха не предоставила такого поистине исторического шанса всем - и Кремлю, и самому Радуеву. Не случись того, что случилось, кто бы всерьез воспринимал меры безопасности на махачкалинском процессе, достойные самого Осамы бен Ладена, который пока на свободе и, как следует полагать, озабочен не столько собственным спасением, а тем, как бы вызволить своего соратника из махачкалинских застенков.

Радуев очень хотел быть великим злодеем. Ему нежданно-негаданно выпали четыре туза. Да еще вдобавок с прокурором-джокером Устиновым. С невиданной аудиторией. Ни больше ни меньше как первый дубль процесса над мировым терроризмом. Впрочем, долой улыбки. Я видел этот мировой терроризм вскоре после прошлой войны. Одного террориста, майора радуевской "Армии генерала Дудаева", звали Мусой. В забытой богом деревне Новые Гордали неподалеку от дагестанской границы, в которую лет пятнадцать назад перебрались смытые селевым потоком горцы, так и не привыкшие к равнине, нищета была такая, которая могла бы поразить даже все видавших чеченцев. Я спросил майора Мусу: "А почему бы тебе огород не вскопать?" И по взгляду его жены понял, что задеваю самую больную семейную струну. Муса, конечно, не читал Булгакова, но жанр чувствовал безошибочно. "Некогда, - сказал он, - Северный Кавказ от русских надо освобождать".

Шел 97-й год, одна война уже закончилась, другой еще никто не предвидел, а другой обезумевший майор означенной армии говорил, судорожно вцепившись в затвор "калашникова": "У меня не осталось ничего и никого. Жить не хочу. Хочу только резать русских..." А третий, рядовой этой армии, никак не мог понять, зачем я приехал, если не привез с собой ни грамма наркотиков.

То была галерея образов остановившегося навсегда времени, способная поразить воображение даже иных чеченцев. Единственным орудием производства был автомат. Единственной надеждой был Радуев, дававший к этому автомату патроны, а вместе с ними немного картошки, муки и поношенного тряпья. Они в общем-то и не скрывали своего пристрастия к похищению людей. "И что с ними делать?" - спрашивал я тогда президента Масхадова. Он не знал, что с ними делать, он только очень надеялся на то, что Москве не нужна еще одна война. А Москва с интересом наблюдала, как на все это отребье во главе с самим Радуевым делает ставку не получившая своих плодов победы чеченская оппозиция, Москва выталкивала в нее не только Басаева, но и других, куда менее амбициозных и куда более вменяемых людей - и ждала внутричеченской гражданской войны. Она очень ждала реванша. Сейчас судят терроризм. Наверное, это он и есть. Было бы очень интересно, если бы на процесс позвали пару моих майоров и рядового из "Армии генерала Дудаева" - они бы могли рассказать много интересного про этот терроризм в его генезисе и развитии.

Сам Радуев во второй войне участия не принимал. Он вообще не вояка, что ни для кого в Чечне не секрет. Как не секрет и то, что без помощи его же соратников Радуева бы скорее всего никогда и не взяли. Но теперь Москва рапортует по всем своим успехам в контртеррористической операции. Скопом, без всякого внутреннего сюжета. Это будет ударный процесс, и Москва не устояла перед искушением похвастаться перед миром всем, для чего она пошла на вечную войну. Успехов немного, но кое-какие есть, хоть и непонятно, что будет делать на скамье подсудимых в радуевском процессе, например, Турпал-Али Атгериев, человек, близкий к Масхадову, глава его администрации. Одному Богу известно, какое он имеет отношение к терроризму. Если не считать того, что именно он, не имевший ни малейшего отношения к кизлярской авантюре Радуева, руководил знаменитой операцией по его разблокированию в Первомайском. И он, пожалуй, сможет немало порассказать про тогдашнюю доблесть федеральных силовиков.

С чем и остается поздравить скучнейшую в общем-то личность, бывшего комсомольского активиста из Гудермеса, которому очень повезло. Он остался жив там, где любой приличный спецназ его уничтожил бы в полминуты, он обрел славу политика, а теперь еще и героя небывалого шоу. Впрочем, последним везением он обязан исключительно тому, кто когда-то незадолго до президентских выборов, посчитал, что и ему чрезвычайно повезло с Чечней. Тем более что он прекрасно знает, что его не расстреляют.

Террорист в ожидании зеленки (комментарий Ильи Мильштейна)
И "Титаник" плывет (комментарий Андрея Колесникова)
Страшный суд - "Известия", 16.11.2001