Когда звонишь малознакомому, но чрезвычайно чтимому человеку, голос твой слегка подрагивает. Собеседник в Париже, он болен, повод для звонка вполне пустяковый, надо закругляться. Но разговор вдруг затягивается, в нем звучит название "Грани.Ру", и давний твой материал с этого сайта подвергается мягкой, но недвусмысленной критике. "Так не стоило писать, - говорит Александр Ильич Гинзбург, - про этого человека". И ты что-то мычишь в ответ, оправдываясь. Но не возражая.

А пару недель спустя - молния на новостных лентах: умер Гинзбург. Герой правозащитного движения в СССР. И голос в памяти звучит громче, чем в телефонной трубке. Но слова уже неразличимы.

Философ Григорий Померанц как-то назвал его символом освобождения от соблазнов диссидентского подполья. Он делал что хотел, "не спрашивая разрешения". Формула безупречна. Любое из самых благородных побуждений создаваемое движение сопротивления почти обречено на "мерзость подполья", и наши диссиденты не избежали этой участи. Порой это было вынужденно, иначе бы ни один номер "Хроники текущих событий" не увидел свет. Но случалось и так, что иные заговорщики сами загоняли себя во мрак, строго по Достоевскому. Мрачноватая атмосфера заговора оборачивалась позже светом юпитеров на гэбэшных пресс-конференциях, где вчерашние герои каялись и сдавали всех подряд. Бесовщина была нормой социалистического общежития: и наверху, и там, где можно встретить только крыс.

Александр Гинзбург был великим человеком - и это не штамп некролога, но обыкновенная правда. Величие заключалось в личной отваге и презрении к большевистскому культу нелегальщины. Самиздатские сборники выпускали и до него, но тайно и с соблюдением всех мер предосторожности. Он, собрав и распространив в кругу друзей поэтический альманах "Синтаксис", поставил на обложке свое имя и адрес. Процесс Синявского и Даниэля вызвал бурю протестов в оттепельном нашем обществе. Но открыто протестовали немногие. Александр Ильич собрал все доступные ему документы, связанные с судом, в "Белую книгу". После чего сборник был разослан по советским инстанциям (!) и опубликован за границей. Когда вытолкнутый в эмиграцию Солженицын гласно объявил о создании Русского общественного фонда помощи политзаключенным и их семьям, Гинзбург стал в Москве его первым распорядителем. Когда в СССР была публично создана Группа содействия выполнению Хельсинкских соглашений, он был в числе ее учредителей.

Он был человеком легким, беспечным, светлым - из того воспетого Тыняновым поколения людей с "подпрыгивающей походкой", которое всегда зарождается у нас в эпоху надежд и вечно обречено на гибель с наступлением заморозков. Но люди 20-х годов XIX века, как и шестидесятники новейших времен, мало задумывались на эту тему. Это была скучная мысль: о смерти, обреченности, тюрьмах, лагерях. Свободная, с густой примесью юмора и сюра, жизнь продолжалась и за колючей проволокой, где Алик Гинзбург ухитрился записать на магнитофон лагерного начальничка свое обращение к воле, намотать пленку на спичку и передать при свидании. Потом это назовут подвигом, и правильно назовут. Но едва ли сам Александр Ильич оценивал свои поступки с таким пафосом и такими словами. Он просто жил как хотел: свободно. Без веры в будущее, с твердым сознанием своей правоты.

Теперь, когда его нет и время подводить черту, слова крошатся, черта расплывается. Будущее, до которого диссиденты советской эпохи не чаяли дожить, давно уже наступило и оказалось вязким, странным, загадочным. В рамках одного исторического периода мы наблюдаем ельцинские свободы, мягкую, как бы перестроечную цензуру и оккупационную войну эпохи позднего застоя. Все другое, все знакомое. И ты задаешь наконец свой вопрос, связанный с личными планами, которые могут совпасть с планами собеседника. Мол, ходят слухи, что он станет редактором новой эмигрантской газеты. "Мне бы не хотелось перебегать дорогу "Русской мысли", - отвечает он, и ты недоумеваешь - из этой газеты Гинзбурга, лучшего ее журналиста, выгнали пять лет назад: отчего ж не перебежать дорогу... Ну, может быть. "Если доживу", - говорит Алик. И ты бурно недоумеваешь в ответ, но он уже не слышит.

ИНФОРМБЮРО: В Париже скончался Александр Гинзбург