Заканчивается Всероссийская перепись населения – первая после распада СССР. Пожалуй, ни одна из наших послевоенных переписей не вызывала столько сомнений и вопросов у специалистов, как нынешняя. Впрочем, сомнения испытывают и широкие массы населения. Вспоминается 1989 год – год последней советской переписи. Перестройка была в разгаре, страна бурлила, но не было сообщений о том, что кто-то не пускает к себе в дом переписчиков, заподозрив в них злоумышленников. И никому тогда не приходило в голову бойкотировать перепись в знак протеста против высоких пошлин на подержанные иномарки или против отсутствия тепла в домах в зимний период. Правда, из-за режима особого положения в Нагорном Карабахе перепись там не не проводилась – ограничились данными текущей статистики.

А теперь сравним прежнее благолепие с условиями проведения нынешней переписи. Со страниц газет и с телеэкрана, в магазинах и в учреждениях нам рассказывают жуткие истории про лжепереписчиков в сопровождении лжемилиционеров, проникающих в дома доверчивых граждан и забирающих с собой все ценное. Что здесь правда, а что легенда, мы, наверное, не узнаем никогда. Но многие люди, если верить СМИ, наученные горьким опытом, предпочитают не пускать к себе переписчиков. Также с телеэкранов нам сообщают, что десятки и сотни тысяч людей по всей стране бойкотируют перепись, протестуя против роста цен на жилищно-коммунальные услуги, отсутствие в домах воды, тепла и света, запретительных пошлин, протестуя вообще против коррумпированной и вороватой власти. Сколько людей не попадут в переписные листы только из-за действия этих двух факторов, сейчас не возьмется точно определить никто. Но вряд ли их будет по России всего 2 процента, как настаивают организовавшие перепись демографы. Они говорят, что перепись будет сорвана, если "отказников" будет больше 10 процентов. Поэтому можно не сомневаться, что официальные оценки никогда не перейдут через этот барьер, даже если на самом деле отказников будет, например, 25 процентов. А ведь есть еще миллионы бомжей и нелегальных мигрантов, живущих в крупных городах без регистрации. По сравнению с советскими временами их число возросло на порядок, и эти люди тоже имеют все шансы остаться вне переписи. Вот и получается, что 14 октября, за два дня до завершения переписи, в некоторых районах Москвы переписали лишь 30 процентов от предполагаемого числа жителей, а некоторые переписчики при норме 300 человек в день едва успевают переписать за этот срок десяток.

Чечня – это особая песня. Хотя там, в отличие от Нагорного Карабаха в начале 1989 года, не просто особое положение, а длящаяся уже три года полномасштабная война, конца которой не видно, перепись там провели. И провели по-стахановски – всего за два дня. Хотел бы я посмотреть на уважающего себя демографа, который принял бы всерьез цифры переписи в Чечне. Все думали, что за счет миграции и военных потерь население Чечни за последние 13 лет уменьшилось с более чем миллиона до 600-700 тысяч человек. Ведь только в первую чеченскую войну безвозвратные потери оцениваются в 100 тысяч человек, а есть еще десятки тысяч жертв второй чеченской войны, до 150 тысяч беженцев в соседней Ингушетии и еще сотни тысяч чеченцев и русских, выехавших с территории Чечни в разные регионы России. Ан нет! Если верить официальным предварительным данным, в многострадальной Чечне оказалось 1088 тысяч жителей. Получается, что чеченские женщины в тяжелое время войны и блокады побили все рекорды плодовитости и приблизились к физиологическому максимуму рождаемости, который ранее отмечался только в некоторых странах Тропической Африки. И детская смертность в почти лишенной врачей и медикаментов Чечне должна была быть в последнее десятилетие на удивление низкой, иначе бы население не сохранило бы численность на уровне конца 80-х – начала 90-х.

Впрочем, если позднее будут опубликованы данные о возрастной структуре населения Чечни, можно будет проверить, действительно ли здесь столь высока доля детей и подростков, как это можно ожидать, исходя из оптимистических цифр переписи 2002 года. Но я лично очень сомневаюсь, что доля этой возрастной категории окажется повышенной. Наоборот, подозреваю, что повышенным будет число тех, кто имеет право голоса на выборах и референдумах. Я думаю, что на самом деле число чеченцев в Чечне оказалось на треть больше, чем ожидалось, почти исключительно за счет "мертвых душ", существующих лишь на бумаге. Но эти "бумажные души" потом попадут в списки избирателей и обеспечат на референдуме победу тех, кто желает навеки сохранить Чечню в составе России. Кого волнует, что пропагандисты этого лозунга могут находиться на чеченской территории только под крепким российским военным караулом. Главное же не как голосуют, а кто считает. А после референдума легко можно будет обеспечить победу угодного Москве кандидата в президенты Чечни с помощью "бумажных голосов". Прецедент имеется. В 1996 году если верить официальным данным, большинство чеченского населения участвовало в выборах президента России и проголосовало за Бориса Ельцина – всего за пару месяцев до того, как войска Масхадова и Басаева взяли Грозный и федералы бесславно убрались из Чечни. Уже ради одной только Чечни, с точки зрения Кремля, перепись сегодня стоило бы проводить.

Нельзя гарантировать, что фальсификация итогов переписи ограничится Чечней. Велик соблазн приписать "мертвые души" и в других регионах страны, когда выяснится, что результаты переписи далеко не дотягивают до ожидаемых цифр, основанных на данных текущего учета. Собственно, это будут даже не "мертвые души", а просто люди, числящиеся в домовых книгах по месту регистрации, но почему-либо перепись проигнорировавшие. Среди них могут оказаться как умершие, так и те, кто фактически проживает в другом месте. Маловероятно, что они пойдут проголосовать на будущих выборах, и таким образом создается хорошая база для приписок по ходу голосования недостающих голосов угодному власти кандидату.

Есть у нынешней переписи и другие недостатки. Практически собираемые сведения не выходят за пределы тех показателей, что фиксируются текущим статистическим учетом, причем нет никаких оснований полагать, что данные переписи будут точнее. Скорее наоборот. Мало того, что в переписных листах нет графы религиозной принадлежности, а социальное положение ограничивается различием между лицами наемного труда, и самостоятельными производителями. Неужели трудно было различать лиц наемного труда хотя бы по такому признаку, как работа на государственных и негосударственных предприятиях? И почему так боятся получить, наконец, более или менее объективные, не восходящие к руководству отдельных конфессиональных общин данные о религиозном составе населения России. Тем самым были бы пресечены разного рода спекуляции о численности тех или иных конфессий. Но власть, вероятно, убоялась, что православных окажется слишком мало, а мусульман и католиков – слишком много.

Данные же о языковой ситуации и национальном составе населения во многом будут обесценены отсутствием вопроса о родном языке, а также тем, что на местах используют разные списки наименований этнических общностей. Так, в Ростовской области переписчики записывают казаков в отдельную категорию, а в Москве и в Петербурге, например, казаки не выделяются, хотя здесь и существуют казачьи организации. В Башкирии переписчики, чтобы увеличить долю титульной нации, в упор не замечают татар и стараются записать их башкирами или в крайнем случае русскими. А в Республике Коми не замечают коми-пермяков, которых приписывают к титульным коми-зырянам, хотя это два разных народа, говорящих на разных языках. И подобных примеров множество.

Для Путина и его правительства перепись, помимо прочего, должна символизировать наступление в нашей стране эры стабильности. Но стабильности пока что нет. И ситуация с переписью это лишь подтверждает.