"Знаешь, я так не люблю иеговистов", - сказал мне недавно знакомый английский журналист. Слышать такое от политкорректного британца было странно. Cловно почувствовав это, он добавил: "Не пойми меня неправильно, я не против свободы совести. Просто мне ужасно не нравится, когда они стучатся в мою квартиру в воскресенье в 8 утра".

Честно говоря, я иеговистов тоже не люблю. И точно по той же причине: встретить их можно даже на тропинке в лесопарковой зоне, а распрощаться удается не раньше чем после получасовых объяснений. Однако как бы ни раздражала подобная навязчивость, в ней нет ничего противоестественного: стремление привлечь как можно больше людей в веру, которую ты считаешь единственно истинной, свойственно любой религиозной организации и называется миссией. Наиболее активно ею занимаются последователи относительно молодых религиозных объединений, стремящиеся в условиях жесточайшей конкуренции - в первую очередь с традиционными религиями - завоевать место на рынке религиозных воззрений.

В современной России борьба за место под солнцем идет особенно энергично. При советской власти возможности миссии были жестко ограничены для всех. В начале 90-х в стране была объявлена религиозная свобода, и духовно спасать пребывавший в атеистическом рабстве народ хлынули проповедники со всего света. Были среди них и представители новых религиозных движений, зачастую весьма экзотических, которые довольно быстро нашли в России немало последователей.

Подобная активность вызвала серьезное раздражение в Русской православной церкви. Сама она к конкурентной борьбе оказалась не готова. Сказались как 70 лет государственного атеизма, запрещавшего проповедь вне храма, так и отсутствие привычки к миссионерству в нормальных условиях: в дореволюционной России православная миссия, как правило, шла рука об руку с колонизацией покоренных территорий. Тем не менее отдавать свое "каноническое пространство" без боя РПЦ не собиралась, и именно тогда с ее легкой руки в сознание публики начало активно внедряться понятие о чуждых и вредоносных "сектах".

С 1993 года Московский патриархат начал лоббировать пересмотр законодательства о религиозной свободе в сторону ограничения миссионерской активности иностранцев. В декабре 1994 года Архиерейский собор РПЦ принял специальное определение, где зловредные конкуренты были перечислены поименно.

К тому времени на родине религиозного плюрализма - в Америке - антикультистское движение потерпело сокрушительное поражение. Выяснилось, что антикультисты не менее агрессивны, чем последователи новых религий, а их арсенал методов борьбы с "культами", включающий похищение "жертв культов" и их "депрограммирование", стал причиной многочисленных судебных процессов. В результате борцы с сектантством оказались на грани финансового разорения и вынуждены были перенести свою активность в Европу, где их оплотом стали Германия и Россия.

В России сложились самые благоприятные условия для антикультистской деятельности. На борьбу с "сектами" была ориентирована не только доминирующая церковь, но и ищущее ее расположения государство, а следовательно, и его чиновники. Кроме того, появились местные активисты этой борьбы из числа родителей, недовольных тем, что их вполне совершеннолетние - иногда 30-летние - дети влились в ряды новых религиозных движений.

Возглавил российский "крестовый поход" против "сект" тесно связанный с западными лидерами антикультизма Александр Дворкин, с помощью которого обиженные родители структурировались в Комитет по спасению молодежи. Сам он создал и возглавил Центр св. Иринея Лионского, который занимается распространением антикультистской литературы и проведением семинаров по борьбе с "сектами". Однако в связи с тем, что г-н Дворкин имеет привычку приравнивать любую критику собственной персоны к оскорблению РПЦ, благоволение к нему в структурах Московского патриархата со временем явно уменьшилось. А то, что он аккумулировал вкладываемые в "священную борьбу" средства западных антикультистов, вызвало недовольство у конкурентов из православной среды. Однако роль Дворкина и его "просветительской деятельности" в уничтожении ростков религиозной толерантности в России поистине велика. Именно его книга по "сектоведению" рекомендована Генпрокуратурой в качестве руководства для региональных прокуратур.

Подобный успех вряд ли был бы возможен, если бы российская власть не оказалась идеологически ориентированной на православие. Результатом этой ориентации стали и возобновление московского процесса против "Свидетелей Иеговы", и отказ от перерегистрации московской организации Армии Спасения, и целый ряд региональных судебных дел против протестантских организаций харизматического толка. Пока "антисектантскую" деятельность государства вряд ли можно назвать широкомасштабной. Однако в ближайшее время явно следует ждать ее всплеска: после принятия во Франции "антисектантского" закона у России появился еще один союзник по антикультизму в демократической Европе. Правда, во Франции против подобного подхода к новым религиям выступили лидеры католиков и протестантов. Но то Европа. Русская православная церковь против законодательной борьбы с "сектантами" ничего не имеет. Скорее наоборот.