В Британии вручен очередной приз за "худшее описание секса в литературе". Победительницей - в третий, заметим, раз - стала Венди Перриам. Призовой отрывок звучит так (в оригинале): "She closed her eyes, saw his dark-as-treacle-toffee eyes gazing down at her. Weirdly, he was clad in pin-stripes at the same time as being naked. Pin-stripes were erotic, the uniform of fathers, two-dimensional fathers. The jargon he'd used at the consultation had become bewitching love-talk... dorsal subluxation, flexion deformity of the first metatarsal." Мой робкий перевод звучал бы так: "Она закрыла глаза и увидела его глаза, темные, как патока, взирающие на нее сверху вниз. Странным образом он весь был в тонкую полоску – и при этом был голым. Тонкие полоски были эротичны - униформа отцов, двухмерных отцов. Жаргон, которым он пользовался во время консультации, превратился в завораживающий любовный лексикон: дорсальный подвывих, деформация перегиба первой предплюсны..."

Я понимаю в какой-то мере, почему именно этот текст выбрали для показательной экзекуции учредители награды, призванной, как записано в уставе, "привлекать внимание к грубому, безвкусному, часто поверхностному использованию ненужных пассажей с описанием сексуальных сцен в современной литературе, - и препятствовать этому использованию". Я понимаю, с каким наслаждением они хихикали над этим "дорсальным подвывихом" и как весело рассказывали журналистам, что раньше "никогда не видели гениталий в тонкую полоску". Но я понимаю также, что если бы кто-нибудь вздумал учредить премию за лучшее описание секса в литературе, он бы так весело не хихикал.

Это прекрасная тема для огромной диссертации, а я не смогу сейчас написать огромную диссертацию, у меня зима, за окном подлесок в снегу, усталость, накопленная за три месяца, вялая головная боль, накопленная за три дня, и в этом состоянии я читаю сейчас про глаза, как патока, и думаю о нашей с тобой, мой ангел, манере писать друг другу письма – очень прямой и очень, в сущности, грубой, и о том, что беда с описаниями секса в неназываемости ситуации и в отсутствии какого бы то ни было подлинно-описательного языка для полового акта вообще – кроме условно-медицинского, не способного фигурировать в лирическом контексте и не способного звучать возбуждающе ни для кого, кроме узкого круга медикофилов, способных, кстати, возбуждаться именно от "дорсальных подвывихов" и от "деформаций перегиба первой предплюсны". Им, медикофилам, нравится слышать о "погружении члена в вагину на среднюю глубину и совершении коротких частых фрикций параллельно с мануальной стимуляцией клитора и околоклиторной зоны"; к сожалению, мой ангел, мы - не они, и нам приходится довольствоваться собственными нежными именами да небольшим лексиконом русского мата, искупающего некоторую грубость описаний их по-детски трогательной откровенностью, безусловно, гораздо более эротичной, чем эвфемистическая патока "кисок", "жезлов" и "горячих погружений". В русском языке канонизированная, непереводная литературная эротика робко перескакивает с камня на камень над вязким водоемом умолчаний и эвфемизмов, перебивок кадра после многообещающего поцелуя и растерянных псевдозначительных сцен, начинающихся со стандартно-ключевого "Потом он закурил..." Отскакав некоторое расстояние от "Луки Мудищева" по непристойным частушкам да алексеетолстовским интеллигентским недомолвкам, русская эротическая литература с трудом добирается до сорокинского эстетского минус-позита и шатко замирает на одной ножке: некуда прыгать, нет сцен, читать которые не было бы неловко не в силу откровенности возникающих фантазий, но в силу откровенности авторских лингвистических мук.

Нормального же, полноценного, собственного языка, нежно проходящегося между "пиздой" и "бутончиком", нет у нас не только потому, что – не научились говорить об этом, но и потому, что в этом, в принципе, не так уж много места для слов, а больше – для стонов и звукоподражаний, и в силу этого о сексе так же трудно говорить, как о музыке или о вине; знаменитый набор французских эпитетов для описания качеств благородного напитка – "круглый", "теплый", "гладкий", "шершавый", "торопливый" – лишний раз показывает, насколько ощущения, связанные с тактильным переживанием далеки от описуемости словами. "Влажная", "горячая", "скользкая", "большой", "твердый", "сильный", "шелковый", "пахучий", "горький", "тяжелый", "трепещущий", "темный", "одинокий", "одинокий", "одинокий".

Дорогие коллеги и читатели, мне хочется объявить пусть маленький, но конкурс на литературное описание полового акта. Чтобы более или менее уравнять задачу – насколько вообще подобную задачу можно уравнять – и избежать вуалирования собственно акта сюжетом, я дам некоторые простые установки: это акт между мужчиной и женщиной, осуществляемый в домашних условиях, наедине, на постели, по искренней взаимной нежности. No sex toys, no special deviations. Судить этот конкурс в компании со мной любезно согласились Станислав Львовский и Дмитрий Кузьмин. Лучшие (на наш, сугубо субьективный, взгляд) результаты мы опубликуем в следующей "Нейротике", так что срок подачи работ – до 27 числа. Может, мы даже дадим вам в награду что-нибудь приятное, если найдем что.

Результаты слать на адрес [email protected]. Обьем – не больше 3000 знаков.

Ждем. Нервничаем.