Она искала правду в Беслане. Кому было выгодно ее заткнуть?

Тому, кто сейчас скулит и винит "кровавый кремлевский режим", Убийство Политковской - это очередная поптыка насолить Путину. Не удивлюсь, если окажется, что в этом замешан Березовский... Очень напоминает убийство Гонгадзе... Знаковая личность, непримиримый оппозиионер... НО! Подумайте, те, кто винит во всем Власть и ФСБ, зачем ИМ убивать Политковскую? Она опасна, не более, чем любой продавшийся грантосос. Кто к ней прислушивался внутри страны? Жалкая кучка тех, кто еще не вышел из начала 90-х? Либерасты и демшиза и 1% населения. Те, кто уже давно свалены на свалку истории. Те, чье время безнадежно ушло, и ДАЙ БОГ не наступит больше никогда. Примитивные личности, которые хотят смерти России, как страны и народа ее, как нации, подумайте, прежде чем с пеной урта вопить про то, что Кремль убил журналиста. Убийца среди вас, господа, ибо вы больше всех были заинтересованы в этом. Вам нужна была "кровь праведника." Надеюсь, вы пощадите Новодворскую. Она - раритет. Она - неприкасаемая. Она - флагман либерализма, благодаря которому он НИКОГДА не наступит в России в том виде, в ктором хотите вы. Искренне жаль Политковскую. Она не была врагом, так как это очень сильно сказано. Она была отличным исполнителем, которые профессионально делал свою работу. Она не солдат.Она - наемник. А наемников тоже жаль, когда они погибают. Так как прежде всего, они люди.

Басаев и Политковская будут отомщены!

Басаев и Политковская будут отомщены!

ОНА НАДЕЛАЛА ДОСТАТОЧНО ЗЛА ДЛЯ РОССИИ.
ПРОСТИ ЕЁ, ГОСПОДИ, И УПОКОЙ ЕЁ ДУШУ.

Анна Политковская Вторая Чеченская Москва, издательство ЗАХАРОВ, 2002 Содержание
Предисловие автора Лондон. Май 2002. Встреча

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЖИЗНЬ НА ВОЙНЕ.ОБЫКНОВЕННАЯ. ЧЕЧЕНСКАЯ
Как хорошо быть глухим
Лагпункт ?Чири-Юрт?
Хазимат. Симптом ?Г-4? Смерть под взглядами Послесловие два года спустя Махкетинский концлагерь с коммерческим уклоном
Картинка первая: пытки током Картинка вторая: воспитатель хрюшек Картинка третья: ожидание ареста Картинка четвертая: красивые попки Картинка пятая: проверено на себе Беспредел Веденского района
Джохар Зона в зоне Заготовка дров ?Звони Путину? Национальная ликвидация Блокада Грозного. Очередная. ? 100
Спасайся, кто может Стрельба по генералам ?Поговори мне ещё, сука!? Единственный пациент Разговоры на кухне Грозненские молодожены Виктория и Александр
Комсомольское, которого нет
Полтора года спустя Дети Цветы
Анклав гражданского бесправия
Девочка-никто и ниоткуда
Выжженный крест Цоцан-Юрта
С новым горем! Крест на снегу Власть
Старые Атаги. ?Зачистка? ?20
Салют по Павликам Морозовым ?Что есть ценного, давай всё!? ?Птичник? Доллары и рубли. оследние детали. Чеченский 37-й Хеда и Ислам Сержень-Юртовский старик Хоттабыч. Что делать? Тривиальное послесловие День победы
Чеченский выбор: от ?ковра? до ?конвейера?
?Выс.рос.? Каковы правила игры?
Смерть эпохи военного бандитизма Кто такой Буданов? Расплата по-нашему
Часть вторая. Жизнь на фоне войны. Современная. Российская
Руслан Аушев: жизнь в Чечне сегодня не гарантирует никто
Погром по национальному признаку
500 рублей за жену
Год имени бабы Клавы
Странный чеченский ислам Невостребованные муллы ?Кадыровщина?
Смертная казнь для журналистов
Солдатское письмо
Российские герои ?ДСП? Там Здесь Недоуменное послесловие
Смерть от своих
В Можайске тяжело с патронами
Часть третья. Кому нужна эта война?
Генералы-олигархи Поля чудес. Нефтяные Пламя Цоцан-Юрта Подходи, не скупись... Кто богатеет? Дети-детишки, девчонки и мальчишки
?Западники? и ?востоковеды? ?Старички? Басаев против Масхадова Кровники Игры в русскую рулетку Спецоперация ?Зязиков? Изнасилованный суд Страх превыше всего Депутатский десант Зязиков и зязиковщина Мы - выжили! Опять!
Лондон. Май 2002. Интервью
Послесловие автора

Приложение. Что такое Чечня? Кто такие чеченцы?
Сколько было российско-чеченских войн?
Кто за что воевал и воюет?

Жёлтое на чёрном. Жизнь после ?Норд-Оста? (Дополнение, написанное в декабре 2002 года)
Еще один РS.
© анна политковская 2002 © игорь захаров, издатель 2002 издательство ЗАХАРОВ сканирование глав 1-10: tapirr

?...Природа дышала примирительной красотой и силой.
Неужели тесно жить людям на этом прекрас?ном свете, под этим неизмеримым звездным не?бом? Неужели может среди этой обаятельной при?роды удержаться в душе человека чувство злобы, мщения и страсти истребления себе подобных? Всё недоброе в сердце человека должно бы, ка?жется, исчезнуть в прикосновении с природой - этим непосредственнейшим выражением красо?ты и добра. Война? Какое непонятное явление! Когда рас?судок задает себе вопрос: справедливо ли, необ?ходимо ли оно? - внутренний голос всегда отве?чает: нет. Одно постоянство этого неестественно?го явления делает его естественным, а чувство са?мосохранения - справедливым. Кто станет сомневаться, что в войне русских с горцами справедливость, вытекающая из чувства самосохранения, на нашей стороне? Если бы не было этой войны, что бы обеспечивало все смеж?ные богатые и просвещенные русские владения от грабежей, убийств и набегов народов диких и воинственных? Но возьмём два частных лица. На чьей стороне чувство самосохранения и, сле?довательно, страведливость: на стороне ли того оборванца, какого-нибудь Джеми, который, услы?хав о приближении русских, с проклятием сни?мет со стены старую винтовку и с тремя-четырь мя зарядами в заправах, которые он выпустит не даром, побежит навстречу гяурам и, увидав, что русские все-таки идут вперед, подвигаются к его засеянному полю, которое они вытопчут, к его сак?ле, которую сожгут, и к тому оврагу, в котором, дрожа от испуга, спрятались его мать, жена и дети, подумает, что всё, что только может составить его счастье, всё отнимут у него, - в бессильной зло?бе, с криком отчаяния сорвёт с себя оборванный зипунишко, бросит винтовку на землю и, надви?нув на глаза папаху, запоет предсмертную песню и с одним кинжалом в руках очертя голову бро?сится на штыки русских? На его ли стороне справедливость, или на сто?роне того офицера, состоящего в свите генерала, который так хорошо напевает французские пе?сенки именно в то время, как проезжает мимо нас? Он имеет в России семью, родных, друзей, крестьян и обязанности в отношении их, не име?ет никакого повода и желания враждовать с гор?цами, а приехал на Кавказ... так, чтобы показать свою храбрость. Или на стороне моего знакомого адъютанта, который желает только получить по?скорее чин капитана и тепленькое местечко и по этому случаю сделался врагом горцев?? ?Набег. Рассказ волонтера?.
Его написал ровно 150 лет назад, в 1852 году,
24-летний русский боевой офицер
граф Лев Николаевич Толстой



Анна Политковская
ВТОРАЯ ЧЕЧЕНСКАЯ

Предисловие

Кто я такая? И почему пишу о второй чеченской войне?
Я журналистка. Работаю спецкором столичной ?Новой газеты?, и это единственная причина, почему я увидела войну, - меня послали её освещать. Но не потому, что я - военный корреспондент и хорошо знаю этот предмет. Наоборот: потому, что сугубо гражданский человек. Идея главного редактора была проста: именно мне, сугубо граждан?скому человеку, куда понятнее переживания других сугубо гражданских людей - жителей чеченских сел и городов, на головы которых свалилась война. Вот и все.
Поэтому езжу в Чечню каждый месяц, начиная с июля 1999 года (с событий так называемого ?рейда Басаева на Дагестан?, спровоцировавшего потоки беженцев из горных сел и всю последующую вторую чеченскую). Естественно, исходила всю Чечню вдоль и поперек. Видела много горя. Главное из которого - то, что многие мои герои, о которых писала за эти два с половиной года, - теперь мертвы. Такая страшная война случилась... Средневековая.
Даром что на стыке 20-го и 21-го веков и в Европе.



ЛОНДОН. МАЙ 2002. ВСТРЕЧА

Канун лета 2002 года, 33-й месяц второй чеченской войны. Беспросветность и непроглядность - во всём, что касается её финала. ?Зачистки? не прекращаются и похожи на массовые аутодафе. Пытки - норма. Бессудные казни - рутина. Мародёрство - обыденность. Похищения людей силами федеральных военнослужащих с целью последующей рабо- (живыми) и трупо- (мёртвы?ми) торговли - тривиальный чеченский быт. Ритуал а 1а ?37-й год? - бесследные ночные исчезно?вения ?человеческого материала?. По утрам - раскромсанные, изуродованные тела на окраинах, подброшенные в комендантский час. И в сотый, тысячный проклятый раз - слышу, как дети привычно обсуждают на сельских улицах, кого из односельчан и в каком виде нашли... Сегодня... Вчера... С отрезанными ушами, со снятым скальпом, с отруб?ленными пальцами... - На руках нет пальцев? - буднично переспрашива?ет один подросток.
- Нет, у Алаудина - на ногах, - апатично отвечает другой.
Государственный терроризм, противостоящий него?сударственному. Ваххабитские банды, налетающие на села и требующие ?денег на джихад?... Полное моральное раз?ложение почти 100-тысячного армейского и милицей?ского контингента, ?гуляющего? по Чечне. И ответ, ко?торого следовало ожидать, - воспроизводство террориз?ма и рекрутирование новых бойцов-сопротивленцев. Кто виноват? Как в этом разобраться? И понять всё и всех?
Как чувствуют себя главные действующие лица вто?рой чеченской войны? Президент Масхадов? Избранный народом и потому принявший на себя ответственность за его судьбу?.. Масхадов - в горах... Виртуальный для своего народа и, как правило, хранящий молчание по любому поводу... Сподвижники Масхадова? Они разбе?жались по свету... Басаев? Гелаев? Хаттаб?.. А Путин? Он - в Кремле, принимает почести миро?вого сообщества как активный член международной ВИП-?антитеррористической группировки?, в смысле ?коали?ции войны против террора?... Май 2002-го. Буш - в Мос?кве... Братание... ?Исторический визит?... Про Чечню - почти ни слова, будто нет войны... Мельтешение мировых столиц перед глазами в поис?ках поддержки - весной побывала в Амстердаме, Пари?же, Женеве, Маниле, Бонне, Гамбурге... Везде зовут ?ска?зать речь о ситуации в Чечне? - и... нулевой результат. Только вежливые ?западные? аплодисменты в ответ на слова: ?Помните, в Чечне каждый день продолжают гиб?нуть люди. Сегодня - тоже?. Очевидное, хотя и невероятное общемировое преда?тельство общечеловеческих ценностей. Уже совершенно ясно, что Декларация прав человека, продержавшись чуть более полувека, пала на второй чеченской войне... Из Женевы, с вялых заседаний ?официальных право?защитников? (Комиссии по правам человека ООН) - в командировку в Урус-Мартан, чеченский райцентр. Там - кровавая стагнация: как и год назад, все без из?менений. Туда-сюда по району гоняют ?эскадроны смер?ти? - федеральные спецподразделения неясной ведом?ственной принадлежности, задача которых - уничтожать ?врагов России?. Всех воевавших за Дудаева и Масхадо?ва, сочувствующих им и просто случайно подвернувших?ся под руку... Май 2002-го - унылый привкус тупика.

· * *
·
...Наконец, Англия. Респектабельная гостиница на до?рогой улице. Полный достоинства пожилой швейцар-ари?стократ в горделивой бордовой ливрее. Навстречу мед?ленно поднимается седой человек с остановившимися глазами. На нем мешковатый светло-серый костюм, толь?ко подчеркивающий трагическую усталость. Расслабленные плечи опущены. Человек - чеченец, родом из Урус-Мартана, где не был уже два года. Не мог там быть - такая война получилась. Человек слишком часто озира?ется - как бездомный. Ему неуютно в жизни, несмотря на швейцара, богатую гостиницу и космополитичную Англию вокруг. Ищу прежние черты. Мир знает ?седого? совсем другим - по фотографиям, обошедшим все эк?раны, страницы и агентства. Бравым, рьяным и пассио-нарным, в косынке цвета хаки, повязанной назад, все?гда рядом с Масхадовым... Человек-легенда - Ахмед За?каев. Бригадный генерал сил чеченского Сопротивления, сподвижник Дудаева и Масхадова, активный участник Хасавюртовского мирного процесса времен окончания первой чеченской войны, командир бригады особого назначения второй чеченской войны, раненный в марте 2000-го, вынесенный с поля боя через горы в другую страну и больше в Чечню не вернувшийся. Сегодня За?каев - спецпредставитель Аслана Масхадова за рубежом. Наша встреча несколько раз переносилась - из страны в страну. По законам конспирации - Закаев ?подан? Рос?сией в Интерпол. И живет под чужим именем. - Я вам подарки принес, - говорит он после ?здрав?ствуйте? и показывает книжку и видеокассету. - Спасибо.
Но Закаев оставляет меня с протянутой в простран?стве рукой. Он медленно переворачивает книжку листка?ми вниз и настойчиво трясет ее. - Смотрите - ничего нет, - произносит он буднич?но, вроде так и надо. - Никакого белого порошка. Не бойтесь. Я и не боюсь, но понимаю, что все-таки смотрю за его руками - мы оба сильно испорчены последней вой?ной. Хоть за спиной и Англия, мы ведем себя, как в России, где очень боятся чеченцев и чеченского терро?ризма, а чеченцы в ответ стараются сразу расставлять точки над ?1? - прежде, чем их об этом попросят. Поэто?му Закаев и трясет книжку. И не успокаивается на этом. Из кармана брюк он вы?таскивает брелок с ключами и надрывает пленку запеча?танной видеокассеты. - Тут тоже - ничего.
- Ахмед, ну зачем уж так-то...
- Надо.
Говорит без улыбки и без злобы.
Виснет пауза.
- Вы когда были в Урус-Мартане? - спрашивает За?каев, и сквозь полуопущенные веки загнанного в угол человека, привыкшего постоянно следить, не следят ли за ним, блестит та влажность, что предваряет слезы. Это пока не интервью - это мы просто перекидываемся сло?вами. Урус-Мартан - родное село Закаева, самая доро?гая, по чеченской традиции, для него земля. - Я?.. Дней десять назад. В конце апреля. Глаза Закаева по-прежнему пусты, но из них вытека?ет слеза. Надо что-то сказать... - Показывали мне улицу, где ваш дом...
- Ну и?
- Знаете, разрушен...
- Не до конца... - Закаев оставляет себе шанс. Хотя мы оба знаем, что разрушен - до фундамента. - Да, конечно. Не до конца.
Пора начинать интервью. Про войну, которая за на?шими плечами.
Интервью - длиною в войну. А может, и в жизнь. Уж точно - длиною в нашу судьбу. Понять, о чем мы говорим, непросто, учитывая мас?совую провоенную и античеченскую промывку мозгов, устроенную в нашем государстве. Понять можно только в одном случае: когда знаешь, что случилось на войне и вокруг войны...


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
ЖИЗНЬ НА ВОЙНЕ.
ОБЫКНОВЕННАЯ. ЧЕЧЕНСКАЯ


КАК ХОРОШО БЫТЬ ГЛУХИМ


Макка Джабраилова, жительница села Махкеты Веденского района Чечни, расска?зывает: ?Как Путин по телевизору сказал: ?Мочить в сортире!? - так на следующее утро у меня обстреляли туалет в огороде. Теперь у нас тайный, подземный туалет?. Что думает о президенте своей страны 14-летний сын Макки?

Война началась тривиально: с бомбежек сел и городов. А значит, война началась с потоков беженцев. Тысячи лю?дей, подхватив детей и стариков, ринулись куда глаза гля?дят, прочь... Они шли повсюду и отовсюду, многокиломет?ровый ?хвост? выстроился по главному шоссе Чечни, так называемой ?федеральной трассе Ростов-Баку?. Но и ?хвост? бомбили.

Сентябрь 1999 года. Мы лежим на жухлой осенней тра?ве. Точнее, мы хотим на ней лежать - но большинству достается только пыльная чеченская земля. Это потому, что нас слишком много - сотни, и на всех хорошего не хватает. Мы - это люди, которых настигла бомбежка. Мы ни в чем не провинились, просто шли по направлению к Ингушетии по бывшему шоссе, теперь распаханному и разъезженному бронемашинами. За нашей спиной Грозный. Мы, сбившись в стадо, бежим от войны и боев. И когда наступает мгновение и ты должен плюхнуться носом в землю, приняв внутри?утробную позу, стараясь убрать под себя голову, коленки и даже локти, - вот тут-то и подкрадывается такое лжи?вое и липкое одиночество, и начинаешь думать: а что ты съеживаешься? что, собственно, спасаешь? эту свою жизнь, никому, кроме тебя, больше не нужную?.. Почему лживое? Потому что отлично знаешь - не?правда все это: дом полон родни, и она тебя ждет, и за тебя молится. А липкое, потому что физически-потное. Когда очень хочется жить, слишком много пота выделя?ется. Хотя некоторым везет: когда чувствуют смерть ря?дом, только волосы на голове встают проволокой... И все-таки - одиночество... Где-где, а на смертном одре товарищей не сыщешь. Как только наверху, над твоей свернувшейся спиной, зависают пикирующие вер?толеты, земля становится похожей на упокойное ложе. Вот они - вертолеты. Очередной заход. Они спусти?лись так близко, что видны руки и лица пулеметчиков. Некоторые уверяют, даже глаза. Но это преувеличение от страха. Главное - их ноги, небрежно спущенные в от?крытые люки. Будто они не убивать прилетели, а решили охолонить их, натруженных, в прохладном воздушном потоке. Ноги большие и страшные, подметки тычутся чуть ли не в нас. Между ляжками зажаты дула. Страшно, но всем хочется посмотреть, кто же твой убийца. Кажется, они смеются над нами, над тем, как мы уморительно ползаем внизу - старые грузные тетки, молодые девуш?ки, дети. Нам даже слышен этот хохот, хотя это опять вранье - слишком шумно вокруг. Автоматные очереди высвистывают воздух вокруг наших тел, и в такт этим посвистам кто-то обязательно начинает выть. Убили? Ра?нили?.. - Не двигайся. И головы не поднимай. Мой совет, - произносит мужчина рядом. Он как был, так и упал на землю в черном костюме, белой рубашке и черном же галстуке. Сосед впадает в многоречивость. И спасибо ему: сей?час лучше переговариваться, чем молчать. Мужчина по имени Ваха - чиновник-землеустрои?тель из Ачхой-Мартана, большого села неподалеку от Ин?гушетии. В воюющей Чечне все боятся всего, и сегодня утром Ваха вышел из дома, как обычно, в костюме, с папкой, чтобы не привлекать внимания - вроде бы на работу. А на самом деле решил бежать. - Всякий раз, - бормочет Ваха, потому что не бор?мотать нельзя, ведь наши губы уперты в землю, - вся?кий раз, когда налетают вертолеты, я беру в руки папку, достаю бумагу и делаю вид, что записываю. Мне кажет?ся, это очень помогает. Люди, лежащие рядом, начинают тихо посмеиваться.
- Как может помочь бумага? Что ты такое говоришь? - шепеляво, отплевываясь пылью, громко шепчет крошеч?ный худющий дядечка, расположившийся слева. - Пилоты видят, что работаю, что не террорист, - парирует землеустроитель. .
- А если они подумают наоборот? Что ты записыва?ешь их бортовые номера? - отзывается женское тело впе?реди и очень осторожно чуть-чуть меняет положение. - Затекло... Когда же это кончится? - Если подумают, тогда конец, - кто это говорит, не видно. Он сзади. И хорошо: речь жесткая и колкая, как топор, без всякого сожаления. - Ладно тебе. Ты за свое, - обрывает ?жесткого? ста?риковский голос. И обращается к Вахе: - Покажи свою папку, пожалуйста. Другим расскажу. Тела, смолкнувшие при ?жестком?, опять хватаются за соломинку - кусочек вдруг подаренного веселья, для кого-то и последнего. - Показывай-показывай...
- Все себе заведем...
- У русских папок не останется...
- Путин подумает, что это все чеченцы ходят по вой?не с папками? А должны бы с автоматами... - И тогда федералам папки выдаст. Будет вся Чечня с папками...
- Ваха, дорогой, а какого цвета надо папку?
А вертолеты никак не уймутся, выписывая разворот за разворотом, и детский плач раздирает землю, усы?панную людьми, и пулеметные очереди, - ну хотя бы на минуту заткнулись! - и взрывы падающих мин квака?ют безостановочно, внося оттенок пошлости в наше пре?бывание на смертном одре. Этого только не хватало! И все равно люди шутят.
- Воля Аллаха, - смиренно отбивается от публики Ваха. - Но! Что хотите говорите, а с папкой этой меня даже ни разу не ранило. Ни в первую войну, ни в эту. Всегда помогало. - Так ты и в первую?.. С папкой?.. - покатывается кто-то со смеха - клочковатообразного и потому чрез?мерно нервного. - Тогда сейчас почему лежишь? Эй, парень! Встал бы! Вахе надоело:
- Так ведь все лежат. Что же, я один встану? И пре?вращусь в мишень?
Но ведь с папкой... - Это уже тот самый старик, который обрывал ?жесткого?, больше, кстати, не про- изнесшего ни слова. Старик смеется где-то сзади нас. Если вообще можно назвать смехом шевеление телом, улавливаемое нашими ушами, в такт сиплым выхарки?ваниям воздуха в землю. - Эх-ха-ха, парень! Не знаешь своего счастья: ?им? может показаться, будто ты нас пе?ресчитываешь. И значит, ты на ?их? стороне. Теперь Ваха уже молчит - и правда, дурная обстано?вочка для шуток, все хорошо в меру. И начинает сдувать пыль с испачканных черных рукавов - дыханием отку?да-то из-под себя. Потому что это все, что он может в той позе эмбриона, которую нас заставили выбрать. Ваха и его чудо-папка погибнут сутки спустя, подо?рвавшись на мине в полутора километрах от места, где мы сейчас лежим. Ваха шагнет на неопрятное неубран?ное поле той первой военной осени, на каких-нибудь пару метров в сторону от дороги. А мин было уже повсю?ду видимо-невидимо, и все поголовно, в том числе во?енные и боевики, - бродили по Чечне без карт минных полей... Русская рулетка. Ваха шагнет в сторону не по надобности, а просто так, истомившись в ожидании: слишком длинной была очередь к блокпосту, на паспортный контроль, и почти вся состояла из ?родственников? - тех, с кем вместе готовился умирать накануне, лежа на другом поле, - из нас, смешливых. И погибший Ваха опять будет лежать на поле, но те?перь бесстрашно - вверх израненным лицом и раскинув руки так широко, как не бывает при жизни. Левую - влево метров на десять от разодравшегося в клочья чер?ного пиджака. Правую - поближе, шагах в пяти. А с но?гами Вахи вообще получится беда: они исчезнут, навер?ное, став пылью во время взрыва и улетев вместе с вет?ром. Эта же участь постигнет и папку с белыми чистыми листами бумаги. Которые спасают от вертолетов, а от мин, получилось, - нет. Потом к Вахе осторожно подойдут два солдата с блок?поста, куда была длинная очередь. Один - крошечный и юный, будто пятнадцатилетний, в каске не по размеру и сапогах чужого номера. Второй - постарше и поосанис-тей, ладный, руки - в пятнистые брюки. Первый тихо заплачет, размазав грязь по лицу и отвернувшись, не в силах смотреть. Второй даст ему подзатыльник, и тот тут же заткнется, как будильник, по которому ударили сверху, чтобы дал поспать утром. Чеченцы из очереди купят у лейтенанта этих солдат большой черный пласти?ковый мешок, ?неприкосновенный запас? на случай ?гру?за 200?, соберут Вахины остатки и долго будут решать, куда везти. К матери, жене и детям - в лагерь в Ингуше?тию? Или в Ачхой-Мартан - в пустой дом? Победит разум: в Ачхой, конечно. Хоронить все равно там, на родовом кладбище. Так зачем тратить деньги, тащиться в Ингушетию? Въезд туда обернется немалыми взятка?ми... На блокпосту ?Кавказ?, на границе этой войны и остального мира, придется платить дважды - туда и об?ратно, причем за трупы в два или три раза больше, по настроению ?старшого?. ...Но пока у Вахи - еще целые сутки, он жив-здоров. И мы, продолжая лежать на поле под Гехами, не только надеемся удачно выбраться из-под вертолетов, но и чу?точку верим в наше скорое счастливое будущее - ведь еще самое начало войны, первые числа октября 99-го, и мерещится нам, что бои предстоят не такие уж и долгие, и беженцы вскоре вернутся по домам, и вытерпеть нам только этот день, а потом все само собой и наладится. И Ваха, осмелев в какой-то момент, - ведь когда опасность слишком долгая, все притупляется и надоеда?ет - так вот, плюнув на вертолеты, Ваха вдруг перево?рачивается на бок. И этак нормально, по-людски, без земли во рту, начинает рассказывать о своей семье. О шестерых детях, которые неделю назад ушли из Ачхоя в Ингушетию вместе с его матерью, женой и двумя неза?мужними сестрами. Вот к ним он и пробирается. В сторонке бомбят Гехи. Увлеченно, неистово, как, наверное, Кенигсберг во Вторую мировую. И Ваха снова сворачивается. Там беженцев из Грозного скопилось - ужас... - говорит он, сбиваясь с семейной темы, захваченный рит?мом этого нарастающего иррационального бомбомета?ния своих по своим. - Тысячи беженцев, наверное. В пре?дыдущую бомбежку, на той неделе, больницу разруши- ли, раненых и больных позабирали... Куда сейчас новых раненых денут?
Женщины тихо воют, цыкая на детей, чтобы не вы?ли - будто дети не такие же люди, как они. Хлюпающие звуки, издаваемые орудиями уничтожения, облепляют нас со всех сторон, не давая передышки мозгу. И хотя с момента начала вертолетной атаки прошло каких-то пол?часа, они уже давно показались половиной суток, вме?стивших воспоминания о большей части твоей жизни. Люди постепенно теряют самообладание, слышны кри?ки сумасшествия, мужчины плачут. Но не все. Среди нас - подростки, лет по 13-14. Они возбужденно и ра?достно обсуждают, какое же это оружие применяется в данный момент. И демонстрируют основательные зна?ния вопроса - как иначе? Вся их сознательная жизнь прошла в изучении современного оружейного словаря: войне в Чечне почти десять лет. Между подростками и нами тихо ползает маленький мальчик, наверное, шестилетний. Он худенький и груст?ный. Мальчик не плачет, не кричит, не хватается за мать, он задумчиво оглядывается вокруг и произносит: ?Как хорошо быть глухим...? С интонациями простыми, спо?койными и даже бытовыми. Как если бы это было: ?Как хорошо сыграть в мяч...? Тут-то нас всех и настигает ?Град? - самое страш?ное, чем на этой войне насилуют слух и жизнь человека. ?Град? - реактивная ?Катюша? конца двадцатого века. ?Градовый? залп долго свистит, шипит и вертится. Одна?ко если ты его уже слышишь, значит, мимо, и смерть хоть и ходила близко, но сейчас выбрала другого. И ты смеешься... ?Град? превращает и тебя в бесчеловечную тварь, научившуюся радоваться чужому горю. Черту подводит мальчик, уютно, вопреки обстоятель?ствам, примостив голову на кочку травяного кустика, как на подушку: - Глухие ничего этого не слышат. И поэтому не бо?ятся.
Ваха тихо подтягивает его к себе, обнимает и тянет конфету из кармана своего черного пиджака. - Как тебя зовут? - Ваха тихо плачет.
- Шарпудцин, - отвечает мальчик, удивленно на?блюдая слезы взрослого мужчины. - А еще лучше было бы сейчас, Шарпудцин, стать слепым, немым и глупым. - Глаза Вахи высохли под взглядом мальчика. - Но мы не такие. И мы все равно должны выжить. Минут через пять вертолеты улетают. И ?Град? мол?чит. Налету конец. Люди начинают разом подниматься, отряхиваться и кое-кто славить Аллаха. Поле оживает. Женщины бегут искать машины для раненых. Мужчины сносят убитых в одно место. ...Пройдет ночь и день, и мальчик Шарпуддин, по?дойдя к взрослым мужчинам, собирающим Ваху в чер?ный мешок, станет молча им помогать. На него цыкнут сурово, как на собаку - ради него же самого, - но поможет мать. Она скажет, что ее сын был последним ребенком, которого Ваха приласкал в своей жизни. И тогда Шарпуддина допустят.


ЛАГПУНКТ ?ЧИРИ-ЮРТ?



Чири-Юрт - очень большое чеченское село, когда-то, при советской власти, промышленное, с крупным цемент?ным заводом, многотысячным населением, работавшим на этом заводе, домами культуры, больницами, школами, би?блиотеками, развитой инфраструктурой и высоким про?центом образованных людей. Однако цивилизации склонны умирать, и удобное для промышленного развития географи?ческое положение Чири-Юрта с приходом эпохи ?страте?гических высот? и ?командных пунктов? предопределило его трагедию времен второй чеченской войны: завод теперь вдрызг разрушен, работы у людей никакой, инфраструкту?ра в тотальном упадке, все образованные уехали куда гла?за глядят... Зато население Чири-Юрта увеличилось в не?сколько раз. Все дело в том, что Чири-Юрт расположен на выходе из Аргунского ущелья, или ?Волчьих ворот?, как называют это место федералы. До Аргунского ущелья и Чири-Юрта, если ехать из Грозного, который в двадцати двух километрах отсюда - равнина с нефтеперегонкой и нефтедобычей, в контроле над которой заинтересованы и федералы, и боевики. После Чири-Юрта и Аргунского уще?лья - горы Ножай-Юртовского, Веденского и Шатойско-го районов - вотчин отрядов Басаева и Хаттаба. Именно через эти места летом 1999 года на Дагестан шли отряды Басаева и Хаттаба, с чего, собственно, и началась вторая чеченская война. Сюда они и возвращались, отчего люди, живущие здесь, изучали современную политграмоту не по телевизионным новостям, а непосредственно на собствен?ной шкуре.
Тогда, в 99-м, люди увидели, как совершается гигант?ская по последствиям провокация и чудовищное предатель?ство: боевики Басаева и Хаттаба возвращались из Даге?стана в Чечню в сопровождении федеральной авиации, и никто их не трогал, зато когда они скрылись в горных лесах, сразу начались интенсивные бомбежки сел, через ко?торые они прошествовали на свои базы. В результате Дуба-Юрт - еще одно многотысячное село неподалеку от Чири-Юрта, но глубже в предгорьях, - оказалось разрушено на 98 процентов, и большая часть его жителей, лишившись крыши над головой, ушла в ?наш? Чири-Юрт...
Здесь же, на пятачке между Чири-Юртом и Дуба-Юртом, совсем не случайно произошли события, ставшие истоком и пер?вопричиной многих других принципиальных для всей осталь?ной России трагических коллизий. В феврале 2000 года тут шли ожесточенные бои за те самые ?Волчьи воро?та?. С федеральной стороны, среди прочих, их вел танко?вый полк под командованием Юрия Буданова - считав?шийся одним из лучших подразделений российских Воору?женных сил. Того самого Буданова, полковника с двумя орденами Мужества на груди, история которого стала более чем показательной, продемонстрировав ?новое лицо России? - промилитаристской и неосоветской России Путина, где цель опять вовсю оправдывает средства. Напомню: именно на поле между Чири-Юртом и Дуба-Юртом в феврале 2000-го Буданов потерял убитыми не?сколько своих офицеров, в числе которых был и его лучший друг майор Размахнин. Именно здесь Буданов дал себе клятву во что бы то ни стало отомстить тем снайперам, кото?рые уничтожили его боевых товарищей. Именно отсюда, в конце февраля 2000-го, из боев, его полк перебазировали на 80 километров вглубь Чечни, на окраину селения Танги- Чу (известного теперь всему миру в связи с проблемой так называемых ?военных преступлений федеральных военно?служащих в Чечне?), где 26 марта 2000 года, в ночь после выборов Путина президентом России, полковник напился и, решив, что настал час расплаты за те бои у ?Волчьих ворот?, похитил, изнасиловал и задушил 18-летнюю че?ченскую девушку Эльзу Кунгаеву, которую он посчитал той самой во всем виноватой ?снайпершей?, на основании чего и был впоследствии оправдан как российским обще?ственным мнением, так и российской судебно-государ-ственной машиной, признавшей, что раз полковник совер?шил ?социально мотивированное?, то, значит, и ?правиль?ное? убийство. Впрочем, к Буданову я еще вернусь, - это било продол?жение войны, вдрызг перепахавшей всю нашу жизнь... А пока вернемся в Чири-Юрт. В жаркое, почти 50-градус?ное мучительное лето на исходе первого года второй чечен?ской войны. В толпу людей, согнанных полком Буданова с насиженных мест и превращенных в изгоев. Бесправных, униженных, голодных, грязных.
Хазимат

Вот и случилось: впервые не в кино увидела опухшую от голода бабушку, и никто теперь не сотрет эту картину из моей памяти. Это произошло почти год спустя после начала войны, в самом центре Чири-Юрта, среди пере?насыщенной людской массы, в бывшей школе ? 3, во?семь месяцев назад спешно, по мере приближающихся бомбежек, прекратившей учебный процесс и превращен?ной в один из пяти беженских лагерей, существующих теперь только в этом населенном пункте. Гравюра, как известно, пишется в один цвет. Такова и Хазимат Гамбиева: высохшая статичная старуха-беженка с раздутыми суставами, со вздутым животом - она вся будто выписана черным по пергаменту, без полутонов. Черный рисунок морщин на коже неестественного тона. Обтянутый нос - еще одна линия черноты. Темные об?воды обострившихся скул - тоже. Шея, как под верев?ку... Блокада Ленинграда в Миллениум. И опять - в Ев?ропе, которой сейчас куда больше дела до пышных тор?жеств в честь наступления нового века, чем до Чечни - одной из европейских территорий. Хазимат очень больна. И в общем-то никакая не ста?руха. Ее младшей дочке только 13 лет, а самой - 51. Бо?лезнь же, превратившая Хазимат в гравюру наяву, назы?вается просто - дистрофия. Хронический голод. Все, что перепадает семье Гамбиевых из 11 человек, самоотверженная Хазимат, мама и бабушка, отдает де?тям и внукам. Яблоки - четырем маленьким внукам, потому что от голода и холода у них открылся туберкулез. Муку на лепешки - дочкам-невестам. Сначала, когда только прибежали в Чири-Юрт, день?ги у Гамбиевых были: девочки по очереди носили на ба?зар свои сережки. Какое-то время семья держалась и на том, что старший сын Хазимат продал маленький теле?визор - единственную вещь, спасенную Гамбиевыми из своего сгоревшего дома. Но с продажей телевизора день?ги кончились. - На что вы надеетесь дальше? - спрашиваю.
- Не надеюсь ни на что. День выжили, и слава Алла?ху, - отвечает Хазимат, держа правую руку у шеи, будто помогая себе продышаться. - Никакой помощи ниотку?да. Умираем потихоньку в нашем загончике. Мой стар?ший сын еле двигается - есть нечего. Моя младшая в голодный обморок вчера упала. А лагерные соседи сдела?ли вид, что не поняли, почему обморок... Хотя в этот день у них был хлеб и чай - я чувствовала запах... Люди одичали. К исходу первого года войны один из главных ее ре?зультатов скрывать дальше невозможно. Под свирепству?ющим напором столь отчаянного голода и беспросветно?го туберкулеза, подобных которым не было даже минув?шей зимой в гигантских переселенческих анклавах Ингу?шетии, чеченцы стремительно утрачивают дух своего народа. Если еще зимой большинство беженцев твердо и зло кидали тебе в лицо: ?Мы и это от вас переживем! Сколько бы вы на нас не давили! Потому что мы - вме?сте, и мы - сила?. Теперь же в ходу совсем другие тексты. Где-нибудь в лагерном закоулке тебя кто-то обязательно хватает за руку, и ты слышишь тихое и подавленное: ?Мы этого уже не вынесем. Мы - волки. Друг для друга тоже?. Дух народа не пережил учиненного над ним погрома и унижения. И именно поэтому - в лагерях, несмотря на лето, ?блокадники?-2000. Опухшие от голода.
Симптом <<Г-4>>

На заднем дворе бывшего Шалинского пищекомби-ната (райцентр Шали - в тридцати километрах от Чири-Юрта) жестоко дерутся и исступленно костерят друг друга сотни людей. Они пришли сюда с самого раннего утра, чтобы в обмен на ?Г-4? - специальный росчерк в доку?ментах, свидетельствующий о том, что они - бездомные беженцы в пределах своей земли, - получить на каж?дую еще живую душу по три банки сгущенки и одну - тушенки. ?Г-4? - так тут официально называется гуманитар?ная помощь от имени российского правительства по?страдавшим от ?антитеррористической операции?. Сейчас дают ?Г-4?, то есть четвертый номер - зна?чит, за год войны было четыре таких раздачи. В каждой порции - ?трехдневка?, запас еды на трое суток из рас?чета по 15 рублей в день. ?Г-3? - третья раздача, имела место пару месяцев назад. Точно такие же порции в бли?жайшие дни привезут и чири-юртовским беженцам, се?мье Хазимат Гамбиевой... Под вопли из Кремля, что ?бе?женцы обеспечены самым необходимым?... И гуманитар?ной катастрофы в связи с ?антитеррористической опера?цией на Северном Кавказе?, ?конечно, нет?... Я стою на заднем дворе Шалинского пищекомбината среди оголо?давшей толпы, рвущейся к заветным контейнерам, и вспоминаю холеную внешность Сергея Ястржембского, президентского помощника и главного провозвестника отсутствия ?гуманитарной катастрофы?. Айшат Джунаидова, руководитель миграционной служ?бы Шалинского района (здесь стоит на учете почти 60 тысяч беженцев), говорит так: - Вы там доведите в Москве до сведения, что на эту государственную подачку выжить нельзя. Ни при каких условиях. Многие наши беженцы фактически приговоре?ны к голодной смерти. Я, конечно, обещаю ?довести?. Но очень тихо обе?щаю. Даже совсем почти не обещаю, а просто так, ки?ваю, что-то пришепетывая... И ничего не объясняю - ну как можно сказать приговоренному что: во-первых, мои объяснения Кремлю до полнейшего фонаря, во-вто?рых, ситуация в Москве с идущей на Кавказе войной такая запутанная, и никто почти ничего не знает, пото?му что не хочет знать, в-трет

Анна Политковская

http://mediasg.mylivepage.ru/wiki/article/%D0%92%D1%82%D0%BE%D1%80%D0% B0%D1%8F%20%D0%A7%D0%B5%D1%87%D0%B5%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F%2F%D 0%90%D0%BD%D0%BD%D0%B0%20%D0%9F%D0%BE%D0%BB%D0%B8%D1%82%D0%BA%D0%BE%D0 %B2%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F%20%28HTM%29

Зато как обраловалось ФСБ

Хотя для них наверное это обычная рутинная работа.

Неет, пусть такие как она пишут, пишут по больше. Вам не нравился ельцинизм? Понимаю. Боевикам тоже не нравился. В чем разница? Не все правы, но все имеют мнение. Дело не в том, что она писала, а в том, что не писали другие, противоположные по мнению, журналисты.

А убивала их не она

Ты за них спроси с тех, кто их туда послал.

Она защищала не боевиков, а невинный народ, который страдал от этой войны. Впрочем, тебя я понимаю - наци всегда кажется, что чем хуже будет другим, тем лучше им самим. Можно хот весь мир в крови утопить - ты так и останешься в сортире.

Хотите сказать, что все грузины - воры в законе, а русские - беспредельщики? Вообще-то похоже. Потому, выходит, грузин и свалили?

А разве о нем забыли? При Кучме казалось и о Гонгадзе забыли. Оказалось - нет.

Ну Басаев еще сам разберется , мстить или не мстить , а вот насчет Анны очень жаль но скорее всего с ней закончится также как и с Щекочихиным,Холодовым итд ! Страна такая ,быдло все схавает , тем более такое агрессивное быдло , удевительно то что такие Люди как Анна погибают чтоб ето быдло жило в справедливости а быдло еще и тупо резвится над их телами , страна людоедов !

зачем спасать этих гнид, открывать им глаза, пытаться чему-то научить?

Поумерьте свою спесь, любезнейший. Вам сейчас скорбить 40 дней по расписанию.

после таких заявлений отпадает необходимость в вопросах типа "кому мешала Политковская"

Политика тогда грязная, когда политики сами грязные.

ну, ваше название должности слишком длинное, да и какой же он пользователь, Геращенко подметил его увлечение самой древнейшей профессией, так что ? главный б

У

CIA орган тоже не дурак, но почему не воспользоваться тем что хочет олигарх.

А ты оглядись. Это ведь твои соотечественники (возможно бывшие)...

А возможно вообще не соотечественники... Это люди русские. Они трудятся мирно. В большинстве своем честные. Они тщеславные и им нравиться чувствовать себя частью великого, частью державы. Но вот появляется Анна Политковская. Она другая, ей противно смотреть на это быдло. Ей нен равится что быдлу нравиться чем-то гордиться. Ей не нравиться что у быдла есть налаживающаяся власть и боеспособная армия. Армия надо заметить особая. Государство у нас рабочее и крестьянское. И армия такая же, потому что служат там дети рабочих и крестьян. И надо сказать в большинстве своем отлично служат. Исключения бывают. Но исключения они везде бывают, жизнь она вообще штука не однородная. А тут армия понимаете, насилие как профессия. В общем армия российская Политковской не нравилась, зло не нравилась. И вот Анна травила через свои статьи свой народ, травила армию этого народа. А нехай!.. Они быдло, в университетах не учились. Твари ничтожные. Но вот оказалось что плевать в народ можно - народ утерся, не раз и не два. Но потом плюнул в ответ и она захлебнулась. Комом в горле встали четыре пистолетные пули. История кончилась. И народ доволен как история кончилась. Потому что не надо плевать в свой народ.