Три великих самосознания, как кем-то было замечено, существует на свете: моряки, мусульмане и поляки. Может быть, из-за того, что распад социалистической системы задолго до ее краха с поляков и начался, на их долю не выпало своих Чаушеску и Хонеккера. Истории вообще было угодно поделить последних коммунистических властителей на разные категории. Кому-то было просто - им достались преступники, и расправа была недолгой. У других трагедия легко сменилась фарсом, а этот жанр возмездия не предполагает.

Войцеха Ярузельского в Польше считают фигурой трагической даже те, кто считает его преступником. История коммунистических властей знает многих разрывавшихся и мятущихся. Ярузельский - последний из тех, кто интересен и, главное, жив. Последние годы он писал мемуары, ездил по миру, поздравлял Горбачева, ему никто не чинил препятствий, потому что знали, что он никуда не попытается скрыться. А еще все в Польше, включая его самого, знали, что суд будет. И дело даже не в политике, которая прозрачна и незатейлива - пока власть была безраздельно у левых, следствие шло вяло и невзыскательно, а после реванша "Солидарности" все уже стало запрограммированным.

Суд начался. Но то, чего ждали, - рассмотрение дела о введении военного положения в декабре 1981-го - отложили на апофеоз. Ведь у поляков были и другие даты - свои Берлин-48, Будапешт-56, а Прага-68 случилась здесь двумя годами позже. В 1970-м все начиналось так, как большинство революций и начинается, - с повышения цен. В социалистической Польше считалось, что накануне Рождества бастовать не принято, и в начале декабря власть решилась на то, что в условиях социализма рано или поздно становится неизбежным. Приморские города Гданьск, Гдыня и Щецин, традиционный оплот польской фронды, отозвались немедленно - в таких формах и масштабах, что МВД вынуждено было уступить усмирительные функции армии. По официальным данным, погибли 44 человека. Неофициальные остаются тайной по сей день, ибо хоронили погибших так, как в таких случаях и было принято, - без списков, но при строжайшем оцеплении.

Министром обороны тогда был Войцех Ярузельский.

Говорят, рабочие в тот день уже готовы были вернуться на службу. Еще говорят, что сам Ярузельский в те дни колебался и вообще находился чуть ли не под домашним арестом. Что все вообще было спланировано и спровоцировано, чтобы убрать поста первого секретаря ЦК ПОРП Владислава Гомулку, - и действительно, вскоре его сменил Эдвард Герек. И на суде об этом наверняка скажут, но сам суд в Польше неинтересен. О ходе процесса нет ничего в крупнейших польских газетах. Дело не в суде. "Он должен быть осужден?" - спрашивал я у тех, кто в 80-х был интернирован и изгнан, и у тех, кто в 70-х еще ходил в школу. "Это неважно. Просто кто-то должен нести ответственность".

Ярузельский считает себя невиновным, но он отдал приказ об открытии огня. Немцы за открытие огня по смельчакам, бежавшим через Берлинскую стену, судили самого Хонеккера. Он еще был жив, а Гомулки уже давным-давно нет, да и только ли в Гомулке или в Хонеккере дело?

С кого спросить за 44 официально погибших? С кого спросить за Новочеркасск, за Баку и Вильнюс? За Прагу чехи собираются спросить с Васила Биляка. Нет сомнений, он виноват, и суд это подтвердит.

Словом, Ярузельский исполнял партийный приказ. Но параллельно разворачивается еще один процесс, который тоже давно готовился: над генералом Кищаком, который в 81-м, во время введения военного положения, был министром внутренних дел. Ему вменяют девять смертей, но дело опять же не в цифрах, а в ответственности. Ведь Кищак тоже скажет, что исполнял приказ. Чей? Ярузельского.

"За что ты его не любишь?" - спросил я Ирену Левандовскую, известную польскую публицистку, сполна хлебнувшую в те дни. "За то, что он виляет. За то, что он не берет на себя ответственность. Бог с ним, с приговором и тюрьмой. Пусть он просто скажет - военного положения можно было избежать, но я его ввел, потому что считал это правильным. И все. Ведь больше нам ничего не нужно".

Можно ли было его избежать или, как долго считалось и по-прежнему считается, Кремль не оставил Ярузельскому шансов? Апологеты Ярузельского утверждают, что ситуация была безвыходной. Противники отмечают, что в списках интернируемых было много таких, кто успел за несколько месяцев страну покинуть, - значит, списки готовились заранее, и военное положение готовилось задолго до декабря 81-го. И почему же оно тогда так долго не вводилось, снова спрашивают апологеты, вновь намекая на спасительную роль Ярузельского.

По делу Кищака Ярузельский проходит пока как свидетель. Но все понимают, что это лишь прелюдия, и знают, кто станет обвиняемым. Если доживет. Если не сменится снова власть. "Конечно, это не суд в чистом виде, - заметила одна польская коллега. - Это символический суд, лихорадочный отголосок несостоявшегося Нюрнберга". - "Что будет в Польше, если его осудят?" - "Ничего". - "А если оправдают?" - "Тоже ничего. Все ждут только его ответов".

Ярузельский скорее всего никаких ответов не даст. Он скорее всего так и останется трагической фигурой. Так бывает в истории, особенно в истории социализма, от которого уже никто обреченно не требует искупления. Кроме поляков.