60 лет назад, 5 июля 1943 года, началась операция "Цитадель" - последнее крупное наступление вермахта на Восточном фронте. В советской историографии утвердилось мнение, что Гитлер в ходе этого наступления преследовал столь же масштабные цели, как и в 1941-1942 годах, и в случае успеха рассчитывал организовать новое наступление на Москву с юга. В действительности "Цитадель" имела ограниченную задачу: срезать выгодный в оперативном отношении курский выступ и окружить и уничтожить расположенные там советские войска. Тем самым Гитлер рассчитывал сорвать предвидевшееся в 1943 году широкомасштабное наступление Красной Армии и перебросить высвободившиеся резервы в Италию для отражения ожидавшегося англо-американского вторжения.

5 июля, в день начала "Цитадели", в дневнике Верховного главнокомандования вермахта (ОКВ) было записано: "Учитывая общее военное положение, необходима широкая пропаганда наступательной мощи войск без раскрытия задач на этот год на Востоке. Наши истинные намерения – наступление с ограниченными целями – не должны раскрываться".

В случае удачи в кольце оказались бы до 14 советских общевойсковых и танковых армий. Такого количества войск и техники немцы ни разу не окружали за всю войну (максимум составлял 5 армий в 41-м под Киевом и Вязьмой). С учетом того, что на курском выступе заранее были сосредоточены большие запасы продовольствия и боеприпасов, немецкое командование не могло рассчитывать уничтожить такую массу окруженных своими значительно меньшими силами. На практике "Цитадель" могла только ослабить советские ударные группировки, изготовившиеся к наступлению. В последние дни операции это вынуждено было признать и руководство вермахта, что было прямо зафиксировано в дневнике ОКВ 11 июля (ниже мы ее процитируем). Об этом же писал в мемуарах и бывший командующий группой армий "Юг" генерал-фельдмаршал Эрих фон Манштейн: "13 июля... Гитлер все же согласился с тем, что группа "Юг" должна попытаться разбить действующие на ее фронте части противника и создать тем самым возможность снятия сил с фронта "Цитадели". Но снять удалось лишь одну дивизию – "идеологически надежный" танковый лейбштандарт "Адольф Гитлер", который отправился в Италию, где высадились союзники.

В ходе Курской битвы советские потери в бронетехнике многократно превзошли потери вермахта. Советские танковые войска в оборонительной фазе Курской битвы безвозвратно потеряли 1614 танков и САУ. В этот же период группа армий "Юг" лишилась 161 танка и 14 штурмовых орудий, а группа армий "Центр" - 87 танков и штурмовых орудий. Здесь соотношение потерь выходит 6,2:1. В ходе Харьковской наступательной операции, завершившейся 23 августа освобождением Харькова, безвозвратные потери советских танков и САУ составили 1864 машины, а в ходе завершившейся 18 августа Орловской наступательной операции (Орел был освобожден 5 августа) - 2586. Это дает общие безвозвратные потери советской стороны в наступательной фазе Курской битвы в 4450 танков и САУ. Точные данные о немецких безвозвратных потерях в танках и штурмовых орудиях в период советского наступления отсутствуют. Оценки же колеблются от 750 до 1250 машин. Даже если взять максимальную оценку, соотношение будет 3,6:1 не в нашу пользу.

В итоге немцы проиграли Курскую битву в оперативном отношении, будучи вынужденными оставить харьковский и орловский плацдармы и отступить к Днепру. Но в тактическом отношении они ее выиграли, поскольку, многократно уступая Красной Армии в людях и технике, нанесли неприятелю значительно большие потери. Как известно, Сталин и его Ставка, несмотря на превосходство в силах, решили отказаться от наступления на Курской дуге, а дать возможность немцам ударить первыми. Вероятно, это было ошибкой. В результате слабейший противник получил инициативу, смог нанести Красной Армии большие потери и вынудить ее начать контрнаступление в невыгодных группировках, сложившихся в ходе оборонительного сражения. В результате большое советское наступление, которое могло начаться еще в мае, началось только в середине июля. Немецкие войска избежали разгрома, не попали в окружение, не потеряли ни одной дивизии и смогли организованно отойти к Днепру, не допустив его форсирования советскими войсками с ходу. А ведь только перед началом Курской битвы советские войска имели вдвое больше людей, в 1,5 раза больше танков и в 1,6 раза больше боевых самолетов. К началу контрнаступления под Орлом советское превосходство по танкам стало двукратным, а под Харьковом – четырехкратным.

Один из самых больших мифов Курского сражения является танковое сражение под Прохоровкой. Там 12 июля столкнулись 5-я гвардейская танковая армия генерала Павла Ротмистрова и 2-й танковый корпус СС обергруппенфюрера Пауля Хауссера. Советские историки утверждали, что у Ротмистрова будто бы было 850 танков и САУ, а у Хауссера – около 750 танков и штурмовых орудий, в том числе более 100 "тигров". Потери же советские источники определяют в 300-400 танков с каждой стороны. Нередко эти цифры повторяли и западные историки. У нас считалось, что сражение закончилось как бы вничью, но оно остановило продвижение немцев на Курск с юга и тем предопределило крах "Цитадели".

Только в 1993 году немецкий историк Карл Хайнц Фризер обратился к архивам и выяснил, как обстояло дело в действительности. Согласно данным немецких и советских архивов, в тот день в районе Прохоровки 850 советским танкам и САУ противостояло 273 немецких танка и штурмовых орудия, в том числе 15 "тигров". Безвозвратные потери танкового корпуса СС составили не более 5 танков (такие потери были понесены, согласно боевым донесениям, в период с 11 по 13 июля; более точные данные тогда отсутствовали; в 2003 году Фризер пришел к выводу, что безвозвратные потери немцев под Прохоровкой составили только 3 танка), а безвозвратные потери танкистов Ротмистрова, если верить донесению штаба 5-й гвардейской танковой армии от 17 июля 1943 года, – 334 танка. Кроме того, с немецкой стороны было повреждено около 38 танков и 12 штурмовых орудий. И Прохоровку немцы захватили и контролировали вплоть до 17 июля, когда оставили ее в рамках начавшегося планового отхода к позициям, с которых началась "Цитадель". Так что ни о какой советской "победе" и даже "ничьей" говорить не приходится.

Как признавал Хрущев (тогда член Военного Совета Воронежского фронта) в докладе Сталину о танковом сражении под Прохоровкой от 24 июля 1943 года, "противник при отходе специально созданными командами эвакуирует свои подбитые танки и другую материальную часть, а все, что невозможно вывезти, в том числе наши танки и нашу материальную часть, сжигает и подрывает. В результате этого захваченная нами поврежденная материальная часть в большинстве случаев отремонтирована быть не может, а может быть использована, как металлолом, которую мы постараемся в ближайшее время эвакуировать с поля боя" (РГАСПИ, ф. 83, оп.1, д.27, л.28). Следовательно, поле боя осталось за немцами, а это один из формальных признаков победы. Легенду же о будто бы решающем значении Прохоровского сражения для остановки немецкого наступления на южном фасе Курской дуги и о равенстве сил и потерь сторон в этом сражении породил сам Ротмистров, который после войны признался в одном частном разговоре, что, узнав о больших потерях под Прохоровкой, "Верховный решил было снять меня с должности и чуть ли не отдать под суд".

Также немецкие документы подтверждают, что решение о прекращении наступления на Курск было принято немецким командованием вне связи с Прохоровским сражением. Так, в дневнике Верховного главнокомандования вермахта за 11 июля 1943 года говорится: "В ходе операции "Цитадель" русский ударный клин был сужен и фронт у Белгорода очищен. 9-я армия продвинулась только на 2-3 км из-за упорного сопротивления противника. Так как быстрый успех не был достигнут, речь идет теперь о том, чтобы при минимальных собственных потерях нанести максимальный урон противнику". В этот день прошла разведка боем, проведенная советскими войсками на северном фасе Курской дуги, и немцы поняли, что за разведкой боем неизбежно последует советское контрнаступление.

Одну из причин больших советских потерь в танках отметили историки Валерий Замулин и Лев Лопуховский в статье "Прохоровское сражение. Мифы и реальность" ("Военно-исторический архив", 2002, # 9-12; 2003, # 1-3): "Судя по привлекаемым силам и направлениям ударов пяти армий фронта, контрудар преследовал решительную цель – окружить основные силы вклинившейся группировки противника, завершить ее разгром, восстановить утраченное положение и создать условия для последующего перехода в контрнаступление". Они также подчеркивают: "Можно однозначно утверждать, что командование 2 тк СС знало о том, что под Прохоровкой, в полосе ответственности корпуса, сосредоточены наши крупные танковые резервы и с рассветом надо ожидать сильного танкового удара именно в коридоре между р. Псел и железной дорогой. Во всяком случае, эсэсовцы постарались в полном объеме использовать данные разведки и приняли меры для отражения вероятного удара русских. Очевидно, что старая лиса Хауссер решил не рисковать и... сначала выманить русские танки на открытое место и встретить их атаку огнем с места, и только после этого перейти к активным действиям и выполнить поставленную задачу – захватить Прохоровку... По существу, двум танковым корпусам 5 гв. ТА противостояла одна танковая дивизия СС "АГ", части которой заблаговременно изготовились к отражению удара".

Были и другие причины огромных советских потерь в танках в ходе Курской битвы. Роковую роль сыграл приказ наркома обороны Сталина от 19 сентября 1942 года. Он предписывал танкистам вести огонь преимущественно с ходу и оснащать танки дополнительными баками на броне, чтобы увеличить запас хода. Поскольку стабилизаторов, обеспечивающих прицельную стрельбу с хода, тогда еще не существовало, сталинское указание привело только к напрасному расходу снарядов и делало танки уязвимыми даже для пуль и осколков. Кроме того, вплоть до конца 1942 года механики-водители советских танков перед тем, как идти в бой, получали практику вождения от 5 до 10 моточасов, тогда как для уверенного управления танком требовалась практика минимум в 25 моточасов. Многие механики из нового пополнения вплоть к началу Курской битвы так и не успели как следует научиться водить боевые машины.

К тому же у немцев полноценными радиостанциями были оснащены все танки, а у нас – только танки командиров. Прочие имели лишь радиоприемники. Поэтому когда танк командира выходил из строя, никто не мог взять на себя управление подразделением. Немцы это знали и в первую очередь старались подбить танки с круговыми антеннами, которые были только у советских танковых командиров. Главная причина того, что советские потери многократно превосходили немецкие, – низкий уровень подготовки бойцов и командиров Красной Армии. Умный и умелый солдат Сталину был не нужен, ибо, как независимая личность, представлял угрозу тоталитарной системе. Верховный Главнокомандующий предпочитал побеждать большой массой войск и большой кровью, не считаясь с потерями в людях и технике.

Стратегическая победа под Курском далась Красной Армии дорогой ценой. При более разумном образе действий со стороны советского командования и лучшей подготовке войск ее можно было бы достигнуть с меньшими потерями, большими результатами и в более короткие сроки.