Победные реляции об освобождении большей части заложников были встречены средствами массовой информации с большим энтузиазмом и вздохом облегчения: угроза репутации страны, кажется, миновала. Российская власть прошла через испытание, подобное тому, которое выпало Соединенным Штатам в сентябре прошлого года. В официальных комментариях международное измерение захвата заложников на улице Мельникова в Москве подчеркивалось особо: в этом виделось своего рода подтверждение полноправного участия России в решении проблем, стоящих сегодня перед международным сообществом. Ничего, что пока только в решении проблем – вкушение плодов от сближения с Западом тоже не за горами...

Трудно сказать, насколько штурм здания, в котором удерживались заложники, будет способствовать победе над международным терроризмом. Более значимо, на мой взгляд, помещение данной ситуации в контекст внутрироссийской политики. Причем не столько с ее прошлым – розыгрышем чеченской карты в ходе президентских выборов 1999 года, сколько с ее будущим. Как мне представляется, освобождение заложников именно таким образом – через штурм и отказ от переговоров по существу – при всей привлекательности в краткосрочной перспективе создает значительные проблемы для власти в будущем. Не окажется ли объявленная победа над террористами в конечном счете Пирровой?

Прежде всего вызывают сомнения методы, которыми она достигнута. Десятки погибших в ходе штурма заложников ("дозированный" и фрагментарный характер официальной информации не позволяет с уверенностью оперировать цифрой в 67, 90 или 118 жертв, объявленной много позже завершения операции) заставляют усомниться в приоритете защиты их жизни и здоровья, провозглашенном президентом накануне штурма. Уже после его завершения помощник президента Сергей Ястржембский признался, что столь "небольшие" цифры потерь оказались для организаторов операции счастливым сюрпризом – число спасенных могло оказаться и меньше. Как совершенно справедливо подчеркивает Сергей Ковалев, "главным приоритетом не была жизнь заложников". Налицо двоемыслие представителей власти: публичное провозглашение целей операции, приемлемых для общества, в то время как на практике они ориентировались на достижение совершенно иных целей – как выйти из сложившейся ситуации с минимальными потерями для международного реноме президента и его высокого рейтинга, являющегося пока единственным подтверждением стабильности внутрироссийской ситуации. Двоемыслие хорошо знакомо россиянам, ибо к нему они были вынуждены прибегать, чтобы облегчить бремя жизни в системе, основанной на лжи...

Низкая ценность жизни заложника для представителей государства подтверждает на первый взгляд парадоксальный тезис о навязанном характере власти в постсоветской России (да и не только в России – в этом смысле она не намного отличается от других постсоветских стран). Интересы гражданина и интересы представителей власти совпадают лишь случайно, а механизмы, позволяющие гражданину донести до власти и защитить свои интересы, отсутствуют. Ведь нельзя же рассматривать формальную выборность власти в качестве серьезной гарантии: серия недавних скандалов, связанных с выборами, позволяет избавиться от излишнего оптимизма на этот счет.

Навязанный характер власти не исключает, что рейтинг президента после всего происшедшего не пострадает, а даже вырастет, и избиратели проголосуют за него на следующих выборах. Вспомним хотя бы "стокгольмский синдром" солидаризации заложников с теми, кто их удерживает вопреки их воле. Безысходный характер ситуации требует солидаризироваться с навязанной властью, чтобы выжить. Настоящая проблема в том, что заложниками являлись не только те, кого удерживали на улице Мельникова, но и в некотором смысле – учитывая навязанный характер власти - остальные российские граждане.

Сегодня подавляющему большинству российских граждан посчастливилось наблюдать за развитием событий со стороны. Но завтра любой из нас может оказаться на их месте – как спасенных, так и принесенных в жертву "высшим интересам государства". Выбранный метод разрешения сегодняшнего кризиса не исключает повторения подобных ситуаций и в будущем. Власти и средства массовой информации попытались изобразить захвативших заложников людей исключительно как "отморозков". Организация захвата, а так же во многом символический характер избранного места – патриотический мюзикл, не позволяют усомниться в продуманном и осознанном решении тех, кто встал на путь террора. Как учит история тюремных бунтов, захват заложников иногда становится отражением невозможности донести до власти свое мнение по жизненному вопросу иными методами, ввиду ее неготовности слушать. Сегодня президент еще больше укрепился в своем решении о недопустимости ведения каких-либо переговоров с чеченскими сепаратистами и их сторонниками. Напомним, властями были запрещены даже чрезвычайно малочисленные митинги родственников заложников с требованием прекратить войну в Чечне. Дескать, "сейчас не время для дискуссий". И это несмотря на уверенность большинства москвичей, опрошенных РОМИРом, в необходимости как минимум вести переговоры с захватчиками. Образ сильного политика, умеющего навязать свою волю другому, оказался президенту дороже, чем жизни заложников сегодняшних и, как это ни прискорбно, завтрашних. Причем завтра мы можем стать жертвами значительно более "слепых" террористических действий. Если власть даже в условиях прямой и достоверной угрозы жизни заложникам отказывается от любых конструктивных переговоров, то в будущем становятся более вероятными и формы террора, заведомо исключающие диалог (закладка взрывных устройств, например).

Поэтому – как ни прискорбно об этом говорить – мы все остаемся заложниками: и тех, кто решил бороться за независимость Чечни, и представителей российского государства. Той, за которую проголосует большинство россиян на грядущих выборах...

Все статьи по теме