Если сравнивать внешнеполитические ориентиры Бориса Ельцина с позицией его наследника, первый российский президент будет выглядеть куда большим "западником" - стоит вспомнить и о принятии России в "семерку", которую в Москве поспешили окрестить "восьмеркой" даже тогда, когда на Западе дипломатично говорили "семь плюс один", и о "друге Билле", и о "друге Гельмуте"...

Все это так, но, с другой стороны, российская внешняя политика со времен позднего Ельцина серьезных изменений не претерпела. Эйфория в отношениях России и Запада существовала в первые годы после прихода Ельцина к власти - тогда был заложен фундамент основных договоренностей и установлены столь важные для ельцинского имиджа личные взаимоотношения российского президента с его западными коллегами. Именно тогда левая оппозиция атакует министра иностранных дел России Андрея Козырева, считая его символом прозападной ориентации страны, а сам Козырев позволяет себе выступить с провокационной речью на одной из международных конференций - сейчас эта "провокация" выглядит вполне умеренным истолкованием внешней политики сегодняшнего дня...

Но по мере того как гайдаровские реформаторы сменяются в правительстве "хозяйственниками" черномырдинского образца, а в окружении Ельцина вместо недавних соратников по Межрегиональной депутатской группе усиливаются давние соратники по Свердловскому обкому КПСС, отношение к Западу, как и тональность выступлений Козырева, заметно меняется. Президент все больше прислушивается к позволяющей себе бесцеремонно вмешиваться в деятельность МИДа Службе внешней разведке и ее руководителю, ветерану аппаратных игр академику Евгению Примакову. Именно назначение этого человека из советского прошлого министром иностранных дел России стало символическим отказом Москвы от курса на интеграцию с Западом - далее речь могла идти исключительно о поиске компромисса...

Примаков усиливает восточное направление в деятельности внешнеполитического ведомства, вспоминает о старых друзьях Советского Союза. Россия безуспешно борется с расширением Североатлантического альянса и пытается установить собственную сферу влияния, используя слабость бывших советских республик, а нередко и содействуя этой слабости. Кульминацией примаковской внешней политики стал знаменитый разворот самолета Примакова - уже не министра иностранных дел, а премьера, - выполненный в момент начала операции НАТО против режима Слободана Милошевича, одного из новых друзей новой России...

Итак, внешняя политика России стала примаковской - то есть маргинальной, не рассчитанной на интеграцию страны в цивилизованной мир, питающейся иллюзиями относительно восстановления мировой роли России в масштабах Советского Союза.

А что же Ельцин? Ельцин, как и во внутренней политике, самим своим существованием заставлял думать, что еще не все потеряно и возможно возвращение к либеральным ориентирам. Ельцин говорил в Пекине, что Россия и Китай сами будут определять порядок вещей, но в то же время встречался со старыми друзьями и утверждал, что Россия придерживается идеалов демократии. Ельцин -возможно, из-за состояния здоровья, возможно, из-за нежелания принимать решения - разработал целую дипломатию личных встреч. Так появился "друг Рю" и возникла надежда на подписание российско-японского мирного договора. Международные финансовые организации могли отказать России вообще, но остерегались отказывать России Ельцина.

С уходом президента в отставку все, конечно же, изменилось. Путин - только намного энергичнее и последовательнее - делает во внешней политике все то, что делал до него Примаков. Он вспоминает о старых друзьях Советского Союза, говорит об особой роли своей страны в мире, выступает против расширения НАТО и напоминает о необходимости помощи соотечественниках в бывших советских республиках с такой настойчивостью, что скоро на постсоветском пространстве этих соотечественников будут воспринимать как состоявшуюся "пятую колонну". Вместе с тем он - как и Примаков - отнюдь не стремится ссориться с западными политиками, даже устанавливает с ними хорошие личные отношения. Если вспомним, даже советские руководители тяготели к такой форме общения с идеологическим противником.

Иными словами, как и Примаков, Путин воспринимает Россию как Советский Союз. Ему совершенно непонятно, почему это на Западе должны поучать великую державу, он не ощущает, что для того чтобы присоединиться к цивилизованному миру, России придется еще долго учиться воспринимать незыблемые ценности этого мира, что их невосприятие грозит крахом и российскому обществу, и российской экономике. Второй президент просто мыслит в категориях прошлого, которым он воспитан. Ельцин отличался куда большей мобильностью - возможно, он мыслил так же, но был способен хотя бы продемонстрировать готовность к иному мышлению.

Когда сцена опустела, и Западу, и либерально мыслящим представителям российского общества пришлось заметить то, чего они не хотели замечать всю ельцинскую эпоху - Россия все так же далека от западной цивилизации и даже не стремится к ней приблизиться, оправдывая это особым географическим и геополитическим положением страны. Но в отличие от Запада, способного предложить Востоку свои технологии в обмен на рабочую силу, Москва может предложить тому же Китаю лишь декларации - чем Пекин и пользуется, когда ему это удобно. Российская внешняя политика, несмотря на все концепции и стратегии, не имеет четко очерченных перспектив прежде всего потому, что власть не определилась со внутренним развитием страны. Эта неопределенность стала явной при Путине, но наметилась она при Ельцине.