Вспоминая советский новояз, можно вполне написать сейчас, что "новые предложения Москвы встретили широкую поддержку со стороны всего прогрессивного человечества". Уж куда теперь больше: западные лидеры наперебой снимают перед Путиным шляпу, а некоторые тут же и съедают ее, сетуя, как же это они раньше не рассмотрели во втором российском президенте такого верного союзника. Тони Блэр, правда, был первым, который "рассмотрел", и первым, кто - в ходе своего молниеносного визиты в Москву, заявил о наступлении "новой эры" в отношениях Запада с Москвой. При этом и британский премьер, и его коллеги по НАТО стали поговаривать о начале принципиального приближения того, момента, когда союзнические отношения с Россией оформятся в виде ее членства в НАТО. Тут можно было бы сразу вспомнить о заключенном летом российско-китайском договоре, в статье 8 которого говорится, что "Договаривающиеся Стороны не участвуют в каких-либо союзах или блоках: наносящих ущерб суверенитету, безопасности и территориальной целостности другой Договаривающейся Стороны". И сразу подумать, а насколько Пекин, воспринимающий НАТО как враждебную силу, связывает руки Москве этим документом (срок его действия - 20 лет). Но это, так сказать, тема отдельного разговора. Пока же можно порассуждать о том, готовы ли мы и Запад к настоящему долгосрочному, стратегическому союзу. Или все же, как считает, например, известный французский философ Андре Глюксман, Запад сейчас идет на тактический союз с Россией, ограничивая его масштабами и временными рамками антитеррористической кампании? Известные своей оппозиционностью по отношению к Москве представители французской интеллектуальной элиты вообще считают, что именно Путин в Чечне на практике реализует хантингтоновскую теорию "столкновение цивилизаций". О какой общности, мол, можно говорить, если Путин не уважает свободу печати, принципы демократии, ущемляет права чеченцев и т. д. Есть и другие составные "лакмусовой бумаги", которые вызывают сомнения в степени достигнутого единения. Все еще не встречают адекватной реакции на Западе попытки Москвы провести знак равенства между спецоперациями российской армии в Чечне и начинающейся акцией возмездия против бен Ладена. И хотя Шредер после речи Путина в рейхстаге заявил о возможности некоего "дифференцированного восприятия" чеченской ситуации, тем не менее, боевиков Масхадова и в Европе, и в США воспринимают, прежде всего, как политических сепаратистов, а уж во вторую очередь - и не всех, - как террористов, получающих помощь от своих коллег из-за рубежа. С досадой констатируя это обстоятельство, Москва все еще ждет, когда же Запад откажется от "двойных стандартов в делении террористов на плохих и хороших". Если учесть и оговорку Владимира Путина из его "ультимативного" заявления по Чечне о том, что степень содействия России в проведении операции против бен Ладена и Со. будет напрямую зависеть от уровня взаимопонимания между Москвой и Вашингтоном, то становится ясным: до полной гармонизации гео- и просто политических интересов еще далеко. И даже обещания США и ряда их союзников купировать каналы финансовой помощи чеченским боевикам от зарубежных центров террора и даже оказать давление на "хорошего" Масхадова, чтобы он порвал с "плохой" "Аль-Каедой", не меняют сути дела. Короче, даже по части интерпретации самой главной из разделяемых на сегодняшний день "общих ценностей" у Запада и России все еще есть существенные расхождения. Ведь пока полное единство достигнуто лишь по Террористу ?1 - бен Ладену. А вот по следующим в списке - здесь предстоят еще долгие утряски. Ведь те, кто для США давно и абсолютно "ясны" ("Хамас", Саддам и Со.), для нас старые или новые друзья. А те, чей террористический облик "ясен" для Москвы, вовсе не предстают таковыми в глазах Запада (например, албанские боевики в Косово и Македонии). Список объектов различного восприятия (от косовских албанцев до палестинских коммандос) столь же обширен, сколь и политически конъюнктурен. Его "инвентаризация" с единых позиций подразумевает совсем иную степень доверия и совпадения государственных интересов. Если же этого не произойдет, тогда при расширении операции на еще какие-то из тех шести десятков стран, названных (правда, пока не поименно) Вашингтоном в качестве инкубаторов или укрывателей любителей террора, между новыми союзниками могут возникнуть новые трения Впрочем, пока ни наши, ни западные политики об этом не говорят. Все радостно вещают о формирующемся новом климате доверия, окончательном завершении холодной войны и даже проявившейся глубокой приверженности Москвы "общим ценностям" (Хавьер Солана). Но за столь лестными оценками реальные "общие ценности" просматриваются весьма слабо. Пока главное, что нас с западниками сплотило, это общий враг. Не было бы счастья, да несчастье помогло! Итак, мы фактически собираемся строить долгосрочный фундамент наших отношений с Западом в борьбе с некими внешними символами чего-то, что пока скрыто за кадром. Поспешая выжать из сложившейся ситуации максимум дивидендов. И это уже вроде бы получается. В Брюсселе Россия и Евросоюз договорились об ускорении разработки концепции формирования общего европейского экономического пространства РФ - ЕС, а европейские чиновники пообещали почти на полгода раньше сформулировать условия ЕС для вступления России в ВТО. Помимо выражения "мощной поддержки" заявке Москвы в ВТО, европейцы активизировали с нами "энергетический диалог". Очевидное стремление застраховаться на предмет возможных негативных последствий долгосрочной войны с терроризмом толкает Европу к тому, чтобы инвестировать в российский нефтегазовый комплекс, гибче отнестись к нашим пожеланиям не ограничивать "Газпром" 30-процентной квотой на своих национальных рынках и т. д. И это еще одно прямое следствие появления общего врага, нависающего над всем христианским миром. Однако закономерно возникает вопрос: может ли тактический союз перерасти в долгосрочный, стратегический, когда все базируется больше не на общих ценностях, а на военно-политической и "сырьевой" основах? Ведь у нашей страны уже есть опыт таких "тактических союзов": в первую мировую мы дружили с Антантой, потом - с Германией, во вторую мировую войну были союзниками демократий Запада. И то, и другое заканчивалось, после чего начинались либо горячая, либо холодная войны. По мнению ректора Московской школы социальных и экономических наук, профессора Манчестерского университета Теодора Шанина, появление общего врага как прямой побудительный момент сближения с Западом вообще, и с Западной Европой в частности, имеет очевидную негативную окраску. Все-таки, считает он, при выстраивании новых отношений с Западом следует перейти с негативной причинности в качестве их базиса к позитивной. Речь идет не только о точной выверки сфер совпадения или близости интересов России и Запада, но и поиске общности, так сказать, идейного и социального ряда. В этом плане наибольшие перспективы у России вырисовываются с Европой. Похоже, и Кремлем дилемма "куда идти - в Европу или в Америку" уже разрешена в пользу Европы. Но тогда надо понять, что на одних декларациях об "исторической принадлежности к Европе", даже если они подкреплены нашим "сырьевым" и оборонным участием в ее судьбах, долгосрочный базис все-таки не построить. Этого можно добиться, лишь став для европейцев "своими", а значит, прежде действительно дорасти до разделяемых ими ценностей. Вопрос в том: работает ли на эту цель наша державная "вертикально-властная" структура государства с ее неизбежно тотальной коррупцией и небрежением к правам и интересам граждан?