От брака по расчету могут быть дети
Эксперты, изучающие сейчас текст подписанного сегодня Договора о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве между Россией и Китаем, развернули оживленную дискуссию: расценивать происшедшее событие как фактическое заключение военно-политического союза или все-таки до этого еще не дошло?
В документе есть два пункта, которые носят явно "союзнический" характер. Во-первых, РФ и КНР взаимно обязуются не участвовать в каких-либо союзах или блоках и не предпринимать каких-либо действий, включая заключение договоров с третьими государствами, "наносящих ущерб суверенитету, безопасности и территориальной целостности другой стороны". Во-вторых, в случае возникновения угрозы агрессии против одной из договаривающихся сторон обе стороны немедленно вступают в контакт друг с другом и проводят консультации "в целях устранения возникшей угрозы".
Таким образом, развеялись предположения некоторых наблюдателей, что соображения в пользу "европеизации" российской внешней политики и выстраивания конструктивных и предсказуемых отношений с США с перспективой широкомасштабного сотрудничества в экономической и инвестиционной областях побудят Москву к более осмотрительному выстраиванию каркаса своих партнерских отношений с Пекином. То есть договор не стал "сборником" уже прописанных в российско-китайских декларациях последних семи лет положений, обрел вполне конкретные, обязывающие очертания, и теперь мы оказались с Китаем, образно говоря, "в одной лодке" на ближайшие двадцать лет.
Значит ли это, что тем самым автоматически возводится дополнительное препятствие на пути вхождению России в мировое и европейское сообщество развитых стран, куда нас вроде бы все время "приглашали", оговаривая, правда, некоторые условия, до исполнения которых еще следует дорасти (соблюдение прав человека, инвестиционный климат, решение чеченской проблемы и т.д.)?
Вопрос отнюдь не праздный, и однозначный ответ на него в ближайшее время вряд ли появится. Все зависит теперь главным образом от поведения Китая, от динамики развития его отношений с Западом, от того, будут ли Вашингтон и Пекин рассматривать друг друга в качестве стратегических противников. И уже сейчас становится ясно, что такие политические новации, как, скажем, гипотетическое вступление России в НАТО, наше согласие на модификацию Договора по ПРО 1972 года и другие возможные договоренности в стратегической области с Западом и США, должны будут согласовываться с Пекином.
В практической плоскости многое теперь - в том, что касается наших возможных телодвижений в сторону Запада, - не представляется возможным: как НАТО (в его нынешнем виде и с его нынешними ценностными установками), так и замышляемая Вашингтоном НПРО рассматриваются Пекином как объективно нацеленные против Китая. Запад, и США в частности, естественно, не пойдут на то, чтобы согласовывать с китайцами то, что как раз и призвано оградить их от возможных угроз со стороны будущей сверхдержавы, которая пока не просматривается как до конца ответственная и предсказуемая.
Соответственно, договор действительно "повязывает" Россию с Китаем и способен осложнить отношения Москвы с США и наш диалог с американцами по вопросам стратегической стабильности.
В свете этого предстоящий саммит "восьмерки" в Генуе может пройти в такой атмосфере, когда Путина, с одной стороны, будут воспринимать как человека, вновь заставившего себя уважать, но, с другой стороны, на него будут смотреть теперь как на подозрительного "чужака" в компании ведущих развитых стран.
Безусловным достижением российско-китайского саммита стало включение в договор принципиально важного для нас пункта, фиксирующего обоюдное признание нерушимости границ, территориальной целостности и отсутствие у сторон территориальных претензий друг к другу. И это знаковый сдвиг - на фоне извечных и как бы считавшихся "отложенными на завтра" территориальных притязаний Пекина.
Если "прошлое" в этом плане действительно "закрыто" и Китай больше не будет настраиваться на возвращение "отторгнутых царской Россией территорий", тогда уже одно это дорогого стоит. Только вот насколько адекватным оказался "размен" территориальной проблемы на все остальное (фактический союз с Пекином, "связывание рук" по стратегической проблематике и т.д.)? Остается также надеяться на то, что Пекин будет проявлять сдержанность в тайваньском вопросе: ведь если КНР предпримет военную акцию по "освобождению" непокорного острова, то на стороне последнего могут выступить США, и тогда Россия, в соответствии с положениями Договора, не может оставаться в стороне...
Возникает также закономерный вопрос: а может ли считаться до конца решенной территориальная проблема, если остаются расхождения между сторонами по двум процентам совместной границы? Президент Путин заявил сегодня, что это на самом деле "не проблемы, а лишь нерешенные вопросы", которые "стороны полны решимости урегулировать до конца". Однако спор по трем островам на пограничным рекам (которые находятся под российской юрисдикцией, что оспаривается Китаем) ведется уже много лет.
Фраза Путина о том, что "мы имеем конкретные сроки их урегулировать", означает, видимо, что в ответ на ряд "стратегических" уступок с российской стороны китайцы все же пойдут на окончательное закрытие последних "нерешенных вопросов" территориального размежевания. Судя по всему, политическая воля Пекина в этой части сформировалась буквально в последние дни.
Статьи по теме
От брака по расчету могут быть дети
Подписанный в Москве договор действительно "повязывает" Россию с Китаем и способен осложнить наш диалог с американцами по вопросам стратегической стабильности. В свете этого предстоящий саммит "восьмерки" в Генуе может пройти в такой атмосфере, когда Путина, с одной стороны, будут воспринимать как человека, вновь заставившего себя уважать, но, с другой стороны, на него будут смотреть теперь как на подозрительного "чужака" в компании ведущих развитых стран.