Харьковчанин Никита Соловьев - физик, юрист, праволиберальный политактивист и популярный блогер. Сейчас он вовлечен в волонтерское движение. С ним беседовала Галина Аккерман. Французскую версию интервью публикует Desk Russie.


Никита Соловьев. Фото Яны Янковой

- Харьков серьезно пострадал от обстрелов, но успешно обороняется. Как вы оцениваете перспективы обороны города?

- Даже с учетом фактора внезапности, за так называемые "золотые 72 часа" город, на тот момент к обороне не подготовленный, взять не смогли. Максимум, что смогли сделать, - продвинуться на полкилометра по двум направлениям вглубь города, не дойдя до плотной застройки.

В первые дни войны город, помимо Теробороны, прикрывала одна недоукомплектованная 92-я бригада, выведенная за месяц до этого из пункта постоянной дислокации. Никаких оборонительных сооружений, укреплений в городе не было. У защитников еще не было необходимых вооружений, даже ручных противотанковых комплексов. Тем не менее за первый неполный месяц войны 92-я бригада уничтожила под Харьковом и на окраинах города более 2000 русских - примерно столько же, сколько человек в составе этой бригады.

Мы видели, какие силы были брошены безуспешно на взятие городов меньшего размера. То, что Мариуполь взят на 80-90 процентов, это в значительной степени стечение обстоятельств. Ни Чернигов, и Сумы им захватить не удалось. Чтобы взять Харьков, нужно стянуть сюда вообще все войска, которые есть у русских, а не только на Донбассе.

Хотя мы не страдаем излишним оптимизмом, вариант взятия города в принципе не рассматривается. Мы понимаем, что самый пессимистичный сценарий - полная блокада. Это теоретически возможно. Хотя сейчас динамика обратная. За последнюю неделю было деоккупировано несколько населенных пунктов - вокруг Харькова начал формироваться "пояс безопасности".

Сейчас есть только одно направление, с которого недальнобойными орудиями (152-миллиметровыми, полкового уровня) русские могут обстреливать город: это направление Циркуны - Тишки - Липцы. Их выбили из Русской Лозовой, зачистив все до Кутузовки на восточном направлении, а на западном их и не было - вернее, они там были меньше суток. Сейчас продолжается деоккупация некоторых ближайших к городу частей Харьковской области.

В Харькове осталась примерно треть населения - 500-550 тысяч человек. Многие из этих людей так или иначе работают на оборону города - тушат пожары, чинят машины, обеспечивают работу инфраструктуры.

Почему я уверен, что у них никогда не получится взять Харьков? Я верю в ВСУ и Тероборону. Но еще я слышу, что говорят люди - не только друзья-волонтеры, но и мои соседи, люди в магазинах. Они не смогут взять город, пока не убьют половину от этого полумиллиона харьковчан, настроенных защищаться. Ну, может быть, таких треть - кто говорит "Я не дам". В любом случае мы говорим о сотнях тысяч людей. Часть из них сейчас помогает армии. Но если дойдет до прямого вторжения в город, до попытки оккупации, если каждый из этих людей будет удерживать последний рубеж обороны - от дома к дому, от улицы к улице им придется перебить нас всех. Только в этом случае получится взять Харьков. Именно поэтому, судя по настроению людей здесь, я считаю, что оккупировать Харьков невозможно.

После очередного обстрела Харькова. Фото: ДСНС

- Как организовано снабжение города? Какая ситуация с продуктами питания?

- Есть пять микрорайонов, в которых очень тяжелая ситуация: Пятихатки, три микрорайона Салтовки и Горизонт, по которому я недавно возил американского волонтера. Этот человек был в Ираке, Афганистане, своими глазами видел Алеппо - и на него 533-й микрорайон произвел впечатление. Например, пробитая насквозь девятиэтажка. Или 6-подъездный дом, в котором больше 40 артиллерийских попаданий.

В этих микрорайонах в убежищах все еще есть люди, которые уперлись и не хотят эвакуироваться. И есть волонтеры, которые говорят, что эвакуируются последними.

Мы неплохо знаем, сколько осталось человек в каждом из этих микрорайонов: например, БАМ - 293 человека, Старые Пятихатки - 240-250 человек. Снабжение там полностью держится на гуманитарке и местных волонтерах, которые осуществляют "логистику последней мили". Никакого коммерческого снабжения, ни одного работающего магазина в этих микрорайонах нет.

А в самом городе - ассортимент меньше, чем в мирное время, немного выросли цены. Но вот в радиусе четырех кварталов от меня - три работающих супермаркета и несколько небольших магазинов. Есть весь базовый набор продуктов. Вчера вот видел клубнику. То есть у людей, живущих в основной части Харькова, проблем со снабжением нет, есть проблема с деньгами.

- Почему люди не хотят уезжать из разбомбленных микрорайонов?

- В основном это очень пожилые люди. Есть те, кто не в состоянии сам о себе позаботиться на минимальном бытовом уровне. Часто они боятся переезда - думают, что в эвакуации им будет хуже. Мы показываем им видео, снятое эвакуированными: они передают привет и рассказывают, чем их кормили на обед и на ужин.

- А куда эвакуируют?

- Сейчас эвакуация идет в несколько мелких населенных пунктов к западу от города. Это санатории или дома отдыха. И есть несколько таких центров в Полтавской области. Мы предлагали маршруты в Германию, Италию, Чехию, но для людей этого возраста, которые ни разу в жизни не выезжали из Украины, а многие из них последние лет 10 не выезжали из Харькова, - чем дальше пункт назначения, тем труднее решиться.

Все-таки процесс идет: население БАМ (микрорайон Пятихаток. - Ред.) до 24 февраля составляло 5800 человек. Еще три с половиной недели назад волонтер заказывал еду на 1200 человек, а сейчас осталось 300.

Эвакуация из Харьковской области. Фото: ДСНС

- Как устроена система снабжения с участием волонтеров?

- Это децентрализованная система. Вам трудно представить себе масштабы волонтерского движения и объем помощи, которая приходит из стран ЕС. У нас проблемы по большому счету только логистические и в некоторых случаях административные: местная власть стремится к централизации процессов, а это не всегда самый эффективный путь.

У нас есть единая база и система CRM (софт для взаимодействия с клиентами. - Ред.) - к ней подключены 43 волонтерских хаба. Это процентов 15 от тех хабов, которые есть в городе. И это не считая одиночных волонтеров.

Вот, например, на прошлой неделе со мной связался незнакомый человек: "Я тут в Харьков пригнал фуру растительного масла, кому нужно?" Мы быстро нашли ей применение через эти хабы. Или вот металлообрабатывающий завод, который прекратил основную деятельность и на базе заводской столовой развернул промышленную кухню, где ежедневно готовят еду на 2000 человек бесплатно. Через электронную систему они ищут продукты, чтобы продолжать готовить.

- Что происходит на оккупированных территориях Харьковской области, например, в Изюме?

- У меня фрагментарные сведения. Но мы можем с достаточной точностью судить об этом, имея информацию из недавно освобожденных населенных пунктов. Должен сказать, что Буча - не исключение, Буча - это правило. Преступления, в том числе ничем не мотивированные, носят тотальный характер.

Только что стало известно, что в Кутузовке перед отступлением убили мать, привязали к ее телу полуторагодовалого ребенка и скотчем примотали мину между ребенком и трупом матери. Когда ребенка освобождали от трупа матери, мина сдетонировала, ребенок и спасатели погибли.

В населенных пунктах, расположенных подальше от зоны боевых действий, если там стоит русский гарнизон, который не воюет ежедневно, - там тотальное мародерство, вплоть до выдранных из стен выключателей, украденной сантехники; там тоже совершаются массовые изнасилования, убийства активистов и немотивированные убийства, но это не носит настолько тотальный характер. А вот в тех населенных пунктах, где стоят части, участвующие в боестолкновениях с нашими военнослужащими, преступления массовые и тотальные. Из мирных жителей строят живые щиты. Из населенных пунктов вдоль линии фронта, кроме самых первых недель, не было возможности выехать даже в Россию - жителей вообще не выпускают из домов, ставят во дворах технику. Бывают случаи, когда на броню сажают женщин и детей, чтобы по ним не работала наша артиллерия.

Командиры не просто закрывают глаза на преступления - это прямо поощряется. В той же Кутузовке стояло две небольших части русских, и командиры, по рассказам местных жителей, разруливали конфликт между теми бойцами, которым достался район побогаче, и теми, которым негде было мародерить. Через границу заходят фуры, чтобы вывозить награбленное, - это системный, централизованный процесс.

Изнасилования абсолютно массовые. Молодых женщин, избежавших этого, насколько мы знаем, очень немного (разумеется, далеко не все готовы об этом рассказывать, сейчас очень не хватает психологов). Любимое развлечение - насиловать мать на глазах у детей. И все это тоже как минимум при потакании командования.

О каком бы виде преступления ни шла речь, это не является эксцессом исполнителя. Это санкционированная политика, а в некоторых случаях - прямые приказы с самого верха. Вот, например, данные радиоперехвата - комдив объясняет комполка: у тебя там столько сел, какого черта ты просишь снабжение продовольствием, добудь себе сам.

Там нигде нет снабжения, возможности купить еду. Были многочисленные попытки доставить из Харькова гуманитарку за линию фронта. Временная военная администрация, понимая, что до людей дойдет только малая часть этой помощи, все-таки предпринимала попытки и получала систематические отказы. Каждый день стояли фуры, готовые выехать в оккупированную зону. В первую очередь хотели доставить помощь не в села, где у жителей все-таки есть погреба, а в поселки городского типа, где большинство людей не связаны с сельским хозяйством, работают на местных предприятиях. Невозможность снабжения - это целенаправленная политика. Там также практически отсутствует медицинская помощь. Людям всячески демонстрируют, что здесь нормальной жизни не будет.

Проводится насильственная мобилизация среди местного населения - молодых мужчин в качестве пушечного мяса бросают в первую волну атаки. Идет принудительная мобилизация всех медиков.

- Как организованы депортации ("вежливая эвакуация") из оккупированных зон?

- Мирным жителям, оказавшимся под оккупацией, запрещено пересекать линию фронта. Вначале с помощью взяток, партизанскими тропами иногда удавалось вытаскивать людей, но сейчас это практически невозможно.

В некоторых городах и поселках требуют подписать заявление (ходатайство) об эвакуации в РФ - даже от тех, кто ехать не собирается. Хочешь ехать или нет - потом разберемся, а заявление подпиши. В случае отказа следуют угрозы, в некоторых случаях избиения и так далее. Это депортация чистой воды.

Из Херсона, Мелитополя, Бердянска никого не везут просто в РФ. Их везут в фильтрационные лагеря на территории "ДНР-ЛНР", их там проверяют, после чего часть везут дальше, а часть оставляют в лагерях. Там часто разъединяют семьи. У родителей маленьких детей забирают редко, а вот если ребенок едет с тетей, дядей, бабушкой или дедушкой - его отберут почти наверняка и вывезут в РФ отдельно. Четырехлетний ребенок, которого забрали у родного дяди в таком лагере, - самый младший из тех, о которых мне известно.

- Что вам известно о насильственных исчезновениях на оккупированных территориях?

- Из Мелитополя и Бердянска у меня есть прямая информация. У оккупантов были подготовлены списки участников АТО (которые по непонятным причинам не все выехали), местных проукраинских активистов, публичных фигур. Те из них, кто не представлял ценности с точки зрения обменного фонда, были вывезены в неизвестном направлении - мы практически уверены, что они были убиты. В Мелитополе это как минимум десятки людей (возможно, сотни). Протесты, которые вы видели в Мелитополе, демонстрации под украинскими флагами - это результат самоорганизации людей без привычных лидеров.

- Какую роль играют коллаборанты?

- Ни для кого не секрет, что их немалое количество, особенно в нескольких областях, к которым, к сожалению, относится и Харьковская. Речь идет о пророссийских активистах и просто избирателях пророссийских взглядов. Есть городки, в которых избранные мэры с такими взглядами.

Кроме того, есть достаточное количество людей, которые с точки зрения законодательства мирного времени не являлись нарушителями закона, хотя последовательно вели пророссийскую антиукраинскую агитацию. Это, например, Топаз (Игнат Кромский. - Ред.), известный харьковский активист Антимайдана (недавно он был задержан). Это боевики, которых собирал в Харькове Кива (Илья Кива - экс-депутат Верховной Рады от партии ОПЗЖ. - Ред.), - они функционировали как легальный спортивный клуб. Это и немалая часть партии Шария (Анатолий Шарий - пророссийский политик и блогер; Испания начала процесс его экстрадиции. - Ред.), для которой Харьков являлся базой.

Это люди, которые составляли расстрельные списки ключевых активистов. Мы прекрасно знали, что мы все переписаны. В списке людей, устранение которых планировалось в первые сутки, был и я. Кроме этого короткого (меньше 200 человек) списка были еще списки тысяч, возможно десятков тысяч харьковчан, которые где-то засветились публично с ярко выраженной патриотической позицией. Это список скорее не для расстрелов, а для фильтрационных лагерей.

- Это и есть "денацификация"?

Они же прямо объяснили, что в их понимании "денацификация" - это уничтожение любых элементов украинской идентичности. Да, расправы по спискам - элемент "денацификации". Но она этим явно не ограничивается.

У нас в Харьковском регионе из деоккупированных мест, откуда мы имеем уже много информации, самые чудовищные вещи происходили в Малой Даниловке. Это просто Буча в миниатюре: изнасилованная девятилетняя девочка, изнасилованные мальчики, игра "выстрелит - не выстрелит". Вот это и есть "денацификация". Уничтожение украинской нации как таковой - это та цель, которую они преследуют. Это то, о чем мы орали с 2014-2015 года, пытаясь достучаться до умов своих сограждан: если люди последовательно на уровне государства обещают тебя убить, не сомневайся в их желании. Это известная мудрость евреев, переживших попытку "окончательного решения". Сейчас мы видим совершенно однозначно, что целью было окончательное решение украинского вопроса.