...Там, где стояли возле суда сторонники Ходорковского, на ограде и у людей плакаты были совсем другие - собственноручные и, вместо связи с советскими архетипами, - с мобилизацией классики:

А у законника
Пребеззаконный вид!
Ж.-Б.Мольер, "Тартюф".

Иногда - не без отчаяния:

Паситесь, мирные народы!
К чему стадам дары свободы?
Их нужно резать или стричь.

Иногда - в сотворчестве с классикой:

Умом их, Миша, не понять,
С умом они давно не дружат,
У них особенная стать:
"До основанья" рушат, рушат.

И сентенции собственного изготовления:

Вова! Злобство удел слабых.

Несколько плакатов на желтом фоне: "Идущие без Путина".

Скандировали то "По-зор!", то "Свобода, Россия, Ходорковский", то "Миша в тюрьме - Россия в дерьме!" Все возникало спонтанно - непохоже даже на домашние заготовки.

Главное же отличие в первые часы после приговора было в разительном безмолвии, молчании тех, чьи плакаты так и стояли, полные гневных восклицаний. Так где же их ликование? Где - "Наша взяла!"? Где скандирование своих слоганов вместо наших? Вопрос совсем не лишний. Получается - действительно: не было начальственной установки на ликование? Неужели - настолько?.. Или - там другой слой, далекий от классики? (Похоже было - хоть по виду судить нехорошо.)

Или (хотелось бы так думать!) - есть все-таки некоторая неловкость в том, чтоб ликовать по приказу? Неужто все же в какой-то мере отвыкли? И даже - научились чувствовать неловкость? Что-то вроде: "За плакаты - подержимся, деньги свои честно отработаем. А уж ликовать - увольте..." Так - или как-то иначе?..

Вернусь к Главным Словам их плакатов.

1. ТЮРЬМА

ТЮРЬМА, ИДИ В ТЮРЬМУ, СИДЕТЬ В ТЮРЬМЕ...

Я другой такой страны и не знаю, пожалуй, где с такой легкостью отправляли бы соотечественники друг друга - и на словах, и на деле - в тюрьму. Ведь и давний злой анекдот не на пустом месте сложен - про диалоги американцев ("У нас с тобой есть машины, а у Джона нет - поможем ему купить машину..."), немцев (кажется, про наличие-отсутствие дома) и русских: "- Ты сидел? - Сидел. - И я сидел. А Ленька не сидел. Давай посадим Леньку!" Только и заботы нам, чтобы сели в тюрьму Леньки и Мишки - плакаты у суда это и отразили.

Наше массовое сознание не различает преступление и проступок. (Еще в начале 70-х пробовали ввести "Кодекс проступков" - нарушений, не влекущих за собой тюрьмы; ничего не вышло.) Другого наказания, кроме тюрьмы, оно (как и прокуроры наши) не ведает (хотя судебная реформа и движется понемногу к этому). Домашний арест, вообще любое иное ограничение свободы (там, "за бугром", вариантов множество) - российскому человеку такое просто смешно, это - не наказание! (А все потому, что всего лет 60 назад 10 лет называли в лагерях детским сроком - правильный срок был 25 лет). И когда заключают в тюрьму полного сил и возможностей человека - никто не спешит взвесить государственную выгоду и убыток. В 30-е годы прошлого века это широко практиковалось - выхватывали и перемещали за колючую проволоку (в лучшем, натурально, случае) самого способного и активного из некой среды: Н.И.Вавилова - из среды биологов и агрономов, Ю.Г.Оксмана - из среды филологов и именно пушкинистов, и именно в момент, когда он, настоящий движок по своей натуре, возглавлял подготовку академического собрания сочинений поэта в рамках вполне государственной затеи - столетнего юбилея гибели Пушкина... Зачем, почему это делалось? Умер Сталин, не рассказав. Успеют ли рассказать нынешние?

Слово "вина" именно в нашей - постсоветской - стране - все еще неразрывно влечет за собой слово "тюрьма". Потому что отсчет идет мысленно - от "вышки". Как-то по ТВЦ говорила я о Гумилеве, в очередную годовщину его расстрела. И все вопросы закрутились вокруг одного - был ли виновен? То есть - правильно ли расстреляли? И не мелькнуло ни у кого из живо интересующихся биографией поэта - хотя бы тенью, мельком - пушкинское "Какая б ни была вина, Ужасно было наказанье!" Связка вина – расстрел как бы самоочевидна. Потому сегодня немало тех, кому и девять лет лагеря кажется недостаточным наказаньем.

В эпоху Ельцина делалось немало, чтоб изменить этот окостенелый советский взгляд. Среди прочего - работа сформированной им Комиссии по вопросам помилования (созданной в помощь выполнению конституционной обязанности президента России - "осуществлять помилование") служила этому. Мы рассказывали о сути своего дела в широкой печати, поясняли обществу, что тюрьма (а наша, где молодому человеку в первый же год ломают нередко личность и судьбу, - в особенности) - не средство от всех бед. Заметим, кстати, - уже то, что Комиссия работала на общественных началах (между прочим, неукоснительно еженедельно заседали по 4-5 часов, а в течение недели читали по 150-200 дел, не таких уж полезных для здоровья), было немаловажно; это обстоятельство подспудно участвовало в поддержании должной общественной атмосферы. Разрушить институт помилования в России бесстыдной и беспочвенной его компрометацией, напомню, помогали многие бойкие перья, в том числе Леонид Радзиховский, дерзнувший заявить публично, в газете "Время МН", что Булат Окуджава (уже с трудом дышал - и регулярно ездил на заседания из Переделкина; никогда не забуду), бывший зэк 90-летний Лев Разгон, человек высокой моральной чистоты Михаил Михайлович Коченов - люди, до которых автору навета никогда не дотянуться, - и все мы, вся Комиссия, штамповали готовые (чьи же?) решения холодными руками. Сегодня красноречием таких циников и укрепляется общественная атмосфера, в которой можно высказаться порою очень даже либерально, а можно (по обстоятельствам) - совсем иначе. В которой нет веры никому и ничему - и, следовательно, все возможно.

В этой умственно-блудливой атмосфере сегодняшняя власть с силой толкает общество назад - не скажу пока, что к ГУЛАГу, но - к психологии времени ГУЛАГа несомненно.

2. БОГАТСТВО – НИЩЕТА

Нет, плакаты писали, может быть, и негодяи, но никак не дураки. Сделано грамотно, с умелой опорой на исторический опыт.

После Октября власть сказала ясно: бедный мне друг, богатый - враг. Закреплялось просто: ты - бедный, значит - уже поэтому молодец, твой сосед - богатый, значит - плохой, по нему тюрьма плачет, а дом - тебе, комбедовцу, пойдет.

И главное - возникла, закрепилась и по сей день держится прочно причинно-следственная связь: моя нищета прямым образом вытекает из его богатства. Не забудем, что в советское время уже нельзя было сказать: "он разбогател". Просто нельзя, не было такой ситуации - разве что на уголовном процессе. А до 1917 года употреблялось сплошь и рядом. Вместо этого ввели потом слово "благосостояние", но в применении исключительно ко всему народу.

Вообще, благосостояние, по нынешним "понятиям", - это отнюдь не нажитое, не заработанное, а полученное прямиком из рук государства. Не заработал, а - выдали, дали. Большинство в России не верит и, главное, не хочет верить, подводя базу под свою привычную, привитую советскими десятилетиями инертность, - что сколько-нибудь серьезные деньги можно заработать. Скажу даже больше: слишком старательно работающий - под подозрением. За это под Липецком двух братьев недавно убили. Они, успешные предприниматели, намозолили всем глаза своей работящестью.

Процессом над Ходорковским-Лебедевым и жестоко-запугивающим (на это главный, я уверена, расчет) приговором государство поддерживает это умонастроение. Оно ему сегодня - нужно и выгодно. Почему - долгий разговор.

Конечно, налоги - это пенсии, пособия, больницы. Не надо только думать, что плакат взывает к этой связи. Это - для экономистов и налоговой инспекции. У постсоветско-российского большинства другой расклад. Хоть ты трижды все налоги заплати, а не моги быть богатым. Я не потому бедный, что мало что умею, ленивый, да еще пьющий (про старых и больных - не говорим, но и их претензия - не к пьющему сыну и ленивому внуку, а к Ходорковскому и Чубайсу), а потому исключительно, что Ходорковский - богатый.

3. ДОЛОЙ - К ОТВЕТУ - БУДУЩЕЕ

Вот еще минимум три "архетипа".

"Долой" и "К ответу" - очевидны: одно - прямиком из первых революционных лет, другое - из более позднего времени страшной расплаты.

Интересней повторяющаяся тема будущего: не более не менее как "наше будущее" - то есть вот этих старых людей - опять-таки прямиком "зависит от решения суда".

Видят, по Маяковскому, "ясно до галлюцинаций.

До того, 
            что  кажется -
            вот только с этой   рифмой  развяжись 
            и  вбежишь 
                        по строчке 
                            в   изумительную жизнь".

Да, снова слышен знакомый скрежет - работает износившаяся, но неустанная, оказывается, пропагандистская машина. Вновь, оправив лохмотья, встает с помойки истории Утопия. Вновь внушают людям то, чего не бывает на свете: иллюзию простых путей достижения очень трудного и сложного.

И опять - не надо думать, что имеется в виду конкретное: получим 17 миллиардов, присужденных к уплате, и тогда все заживем, на всех хватит. Точнее, и это тоже имеется в виду, но целят - дальше. Задача плакатов и той политики, которую они лаконично выразили, - в том упрощении, к которому власть настойчиво возвращает сегодня общество. Та самая "Юность Максима", которого ставит его родная власть управлять банком, - и он управляет, и лучше этих саботажников в пенсне.

Нет, сейчас никого такого управлять не поставят. Но образы эти вызываются из небытия вместе со всей советской мифологией. "Чего тут понимать? - дружелюбно говорит государственная власть своему электорату. - Ну, где он мог, подумай сам, свои миллиарды взять? У тебя и украл - просто как репа. Заберем у него, а самого - укатаем. И всего делов". И всем понятно.

Любителя этого фольклора, страстного ходока за интересы исстрадавшегося за 90-е годы государства (каково ему, сердешному, было лишиться советского всевластия?) только что видели мы в схватке с Б. Немцовым на телеэкране - расторопно поддержанного ведущим передачи "К барьеру!". К сухому пайку антиходорковских плакатов добавил М. Леонтьев миф о ходорковско-американском заговоре против России - и поддал ненависти, не скупясь, ведрами.

Так что - и все, что ли?

Думаю, нет.

О чем говорили мы, расходясь с Каланчевки, с незнакомыми, но близкими согражданами, - в следующий раз.

После приговора. Часть первая