статья Борьба за существование

Мария Томак, 14.11.2016

87569

Поток новостей из оккупированного Крыма о новых арестах, обысках, "диверсантах" и "террористах" не иссякает. Как известно, 9 ноября ФСБ якобы обнаружила уже вторую за последние несколько месяцев "украинскую диверсионную группу" со всеми положенными атрибутами, включая визитку Яроша, запас оружия и деревянную булаву. Предыдущая волна арестов в Крыму прокатилась по крымскотатарскому сообществу: пятеро крымских татар были задержаны по подозрению в причастности к организации "Хизб ут-тахрир", признанной в России террористической.

Всего задержано и осуждено по соответствующим обвинениям на сегодняшний день 19 человек. Это уже четвертое дело крымских мусульман - симферопольское. Более ранние - севастопольское, ялтинское и бахчисарайское (по месту жительства задержанных). Фигурантам первого дела уже вынесен приговор, и в ближайшее время Военная коллегия Верховного суда РФ рассмотрит поданную защитой апелляцию. Тем временем на март 2017-го представители подозреваемых прогнозируют рассмотрение второго дела по существу.

В симферопольском деле адвокат Эмиль Курбединов представляет интересы 41-летнего Теймура Абдуллаева, отца четверых детей, которому ФСБ инкриминирует организаторскую функцию. Подзащитные Эмиля есть в каждом из четырех дел "Хизб ут-тахрир". Он участвует и в делах подозреваемых в "публичных призывах к сепаратизму" журналиста Николая Семены, замглавы Меджлиса Ильми Умерова и члена Меджлиса Сулеймана Кадырова, а также представляет интересы еще одного из лидеров Меджлиса, Ахтема Чийгоза, в "деле 26 февраля". Неудивительно, что Курбединов столкнулся с давлением со стороны "компетентных органов".

С момента июльской беседы "Граней" с Курбединовым число его подзащитных возросло, а вот на свободу не вышел никто. Беседу ведет Мария Томак, координатор Медийной инициативы за права человека.

- Эмиль, недавно вы написали у себя в фейсбуке, что на вас и других адвокатов оказывалось давление после выступления в Вене на площадке ОБСЕ. Если можете раскрыть подробности - о каком именно давлении идет речь? В связи с чем оно совершается и на кого?

- Мне поступило несколько звонков от чиновников не самого низкого ранга. Они требовали, чтобы я и Эдем Семедляев (крымский адвокат, также участвующий в ряде политических дел. - Ред.) покинули адвокатскую коллегию. Риторика была такова: если тебя арестуют и возбудят против тебя уголовное дело, то это скажется и на других адвокатах, входящих в коллегию. Подобные звонки получил и председатель коллегии, которому жаловались на нашу активность.

Параллельно идет давление на наше окружение, на тех, кто даже косвенно с нами связан. Например, на людей, которые сдают нам офис. Вокруг нас пытаются создать вакуум, чтобы от нас как от чумных шарахались.

Думаю, это первый шаг. Если им удастся нас заклеймить и изолировать, второй шаг уже будет пожестче.

- Я правильно понимаю, что давление на вас связано не столько в с адвокатской деятельностью, сколько с тем, что вы распространяете на международных площадках информацию о реальной ситуации в Крыму? Судя по всему, именно это заставляет их нервничать...

- Да, мне было сказано буквально следующее: ты слишком много ездишь и слишком много говоришь.

- Если давление будет усиливаться, каковы будут ваши действия?

- Мы будем предавать огласке эти факты и называть имена.

- Давлению подвергаются также члены семей политзаключенных и активистов. Первой ласточкой был сын Эмира-Усеина Куку, сейчас появилась информация о слежке за детьми активистов, которые принимают участие в объединении "Крымская Солидарность" (инициатива, объединяющая семьи политзаключенных в Крыму. - Ред.).

- Такие факты действительно есть. Некоторую информацию по этому поводу мы еще проверяем, потому комментировать в деталях не могу. Но могу сказать, что практикуются также другие виды давления. Например, попытки финансово обесточить семьи: подсылают людей, которые обещают "решить вопрос" за определенную сумму. В общем, работа ведется по всем направлениям.

- Тем не менее "Крымская солидарность" продолжает работать, действовать публично, а не подпольно. Хотя это небезопасно. Вы считаете, публичность может вас защитить?

- Да, безусловно, публичность - это один из инструментов защиты. Что касается деятельности "Крымской солидарности", то думаю, что в ближайшее время эта площадка даже начнет выступать с заявлениями.

Более того, мы консолидируемся с другими подобными площадками. В частности, с дагестанским общественным движением "Сердце матери", имеющим огромный опыт в этом плане (речь идет об инициативе, объединяющей семьи жертв похищений и внесудебных казней в Дагестане. - Ред.). Надеемся привлечь и других, доказывая тем самым всем на постсоветском пространстве, особенно на территории России, что демонстрировать свою гражданскую позицию можно и нужно.

Некоторые, когда видят, как крымские татары не только приходят на места обысков, но и снимают действия силовиков на видео, бывают шокированы. Они уже заняли настолько глухую оборону, что забыли, что это можно делать. А мы им об этом напоминаем.

- То есть получается, что население оккупированной территории пока более свободное, чем люди, живущие в стране-оккупанте.

- Они из нас не вытравили и, думаю, не вытравят гражданскую позицию и свободу действий. Мы всегда будем говорить то, что думаем, и делать то, что считаем правильным, чтобы защитить себя и свои семьи. Они, наверное, рассчитывали, что это быстро погаснет, но я, наоборот, вижу, что народ все больше консолидируется и осваивает инструменты мирной борьбы - с мирными собраниями, освещением происходящих событий. У нас это было и есть, а у них на протяжении предыдущих как минимум лет десяти это вытравливали.

- Семьи недавно задержанных в симферопольское районе крымских татар уже присоединились к "Крымской солидарности"?

- Да, и им уже оказывается помощь, ведь среди них есть семьи, которые находятся в довольно затруднительном материальном положении.

- Честно говоря, я ожидала худшего сразу после вступления в силу запрета Меджлиса. Но пока, к счастью, массовых преследований в связи с этим решением нет. Стоит ли ожидать такой волны? Или функция запрета состояла исключительно в устрашении, а не массовых посадках?

- Раз запрет есть и Меджлис признан экстремистской организацией, значит, будут и дела.

Важно отметить, что этим законом Меджлис в сущности поставили вровень с "Хизб ут-тахрир". Только сроки дают разные: в одном случае - 5 лет, во втором - 15-20. Но что касается самого подхода к преследованию, то он идентичен: если у тебя найдут книжку о Меджлисе, какие-то программы Меджлиса, фото с Мустафой Джемилевым, видеоролики - это все будет считаться экстремистским. На что хватит фантазии.

Я думаю, что уголовные дела не заставят себя долго ждать. Уже сейчас замечаю, как сотрудники определенных правоохранительных органов задают людям провокационные вопросы в этом направлении и заносят все это в протоколы. То есть процесс идет, просто мало времени пока прошло.

Будет странно, если спустя полгода после запрета Меджлиса ни один меджлисовец не будет арестован. Вся эта казенщина, вся система будет спрашивать: "А где они? Что, разве не осталось ни одного меджлисовца в Крыму, что ли? Все уехали?" "Палочная система" остается огромной проблемой как для России, так и для всего постсоветского пространства.

- Исследователи Amnesty International считают, что преследования крымских татар связаны не с национальным признаком, а именно с политическим. Мне кажется, что все-таки существует отдельная политика преследования именно крымских татар как той общности, которая наиболее последовательно противостояла оккупации, а теперь - нарушениям прав человека на полуострове...

- Скажем так: у России в лице спецслужб и правоохранительных органов есть определенное видение именно в отношении крымских татар, отдельная политика в их отношении и определенные действия именно по признаку "крымские татары". Это есть, они с этим сюда зашли, они это распространяли среди крайне радикальных элементов, которые потом самоорганизовались. И эта неприязнь чувствуется. Сейчас они пытаются это смягчить, но им это не очень удается.

- Вы принимаете участие во многих крымских делах в качестве защитника. Например, недавно появилось новое, уже четвертое дело "Хизб ут-тахрир". Это идет по возрастающей - или пик в связи с аннексией и установлением оккупационной власти уже прошел?

- Я не вижу признаков снижения динамики. Только на протяжении этого года у нас появилось 16-17 политзаключенных. Кроме новых дел "Хизб ут-тахрир" и преследования Сулеймана Кадырова, это еще и административные дела - против активистов, которые вели видеосъемку обысков в Бахчисарае, в отношении Ильми Умерова, а также людей, которые собирались у него дома.

Количество дел нарастает, но есть и другая тенденция. Сами по себе эти дела захлебываются, поскольку их фигуранты активно защищаются – как правовыми методами, так и освещают процессы, анализируют и демонстрируют несостоятельность обвинения. В связи с этим есть хоть и не очень значительные, но положительные сдвиги.

- О чем идет речь?

- Например, приговор по первому делу "Хизб ут-тахрир". В российской практике вообще не бывало такого, чтобы суд переквалифицировал обвинение с 1-й части на 2-ю (речь идет о статье 205.5 УК РФ - "организация деятельности террористической организации и участие в деятельности такой организации", 1-я часть которой предполагает организаторскую функцию, а 2-я - участие. - Ред.). В приговоре четко сказано, что все, что происходило в Крыму до марта 2014 года, суд не имеет право принимать во внимание и вменять в вину лицу, привлекаемому к уголовной ответственности. Всем подсудимым дали по минимуму, еще и судебные издержки (а это около полумиллиона рублей) не взыскали с них.

- Вы считаете, что обвинение здесь провалилось?

- Да, и обвинение, и следствие потерпели крах. Ведь в связи с этим приговором возникает очень много вопросов: раз среди осужденных нет главаря, то где он и кто он? И где гарантия, что в других группах задержанных те, кому инкриминируется организаторская функция, действительно являются главарями? Этим приговором по шаблону однозначно был нанесен удар.

87579
Суд по первому делу крымских мусульман. Фото Марии Томак

- Тем не менее второе "дело крымских мусульман" сшито по тем же лекалам, что и первое. Доказательная база - типичная. Другие два дела тоже шаблонные?

- Шаблонность присутствует вообще во всем, особенно в уголовных делах. На данный момент нам еще не раскрыты все материалы, потому наверняка сказать не можем, но думаю, эти дела будут один в один. Если только обвинение не пересмотрит подходы в связи с первым приговором.

Если пытаться выделить закономерности в делах "Хизб ут-тахрир", то мы увидим, что наносятся точечные удары по регионам: Севастополь, Ялта, Бахчисарай, теперь Симферополь. Почему они это делают именно в таком порядке, мы можем только догадываться, но получается странно: есть некая суперстрашная организация, есть ее ячейки, которые между собой никак не связаны. Это еще раз доказывает, что эти дела являются, во-первых, актами устрашения, а во-вторых, отработкой средств, которые выделяются на антитеррористические отделы и управления. Среди 19 задержанных и уже осужденных по делам "Хизб ут-тахрир" есть лица, которые совершенно точно не являются членами этой организации. Однако они сидят, и им выносят приговоры.

- Условия содержания в СИЗО Симферополя по-прежнему жуткие?

- Ничего не изменилось. Блох, клопов, тараканов не вытравили. Питание ужасное. Есть камеры, где содержится в два раза больше человек, чем должно быть: спят по очереди. Все камеры уже сейчас очень холодные, а еще зима впереди.

- Мусульмане - самая многочисленная категория украинских политзеков в РФ и Крыму. Каковы перспективы освобождения и возвращения этих людей? Наверное, единственный возможный путь - это политическая договоренность: ведь передача для отбывания наказания невозможна в связи с тем, что Россия этих людей считает своими гражданами, а в украинском Уголовном кодексе нет статей, которые бы соответствовали ст. 205.5 УК РФ. Как вы видите это как защитник?

- Безусловно, политическая договоренность, давление со стороны международных организаций и государств играют очень важную роль. Но я считаю, что России не обязательно передавать этих людей. Она может хотя бы переквалифицировать эти дела на легкие по экстремизму, дать условные сроки и отпустить. Есть масса способов сгладить ситуацию. Все, что нужно, - это политическая воля.

- Вы упомянули о реакции мирового сообщества. Это еще одна непростая тема. Мы видим кризис международных организаций, особенно тех, что имеют дело с правами человека. К тому же нередко возникает атмосфера недоверия, подозрительности, когда речь заходит о делах, связанных с мусульманами или исламскими организациями. Есть ли предвзятое и к делам "Хизб ут-тахрир"? Как можно доказать, что речь идет о политических преследованиях, а не о борьбе с терроризмом, как это стремиться представить Россия?

- Это огромная проблема, причем мирового масштаба. Действительно, срабатывают ярлыки, которые порождают недоверие и страх перед делами, которые связанны с исламским фактором. И Россия действительно этим пользуется. Зная, что международные институции и правозащитники держатся в стороне от исламской темы, Россия именно эту карту разыгрывает в отношении неугодных ей лиц. Именно об этом и стоит говорить международным институциям: Россия пользуется тем, что они чураются исламских дел.

Между тем любой знакомый с юриспруденцией, заглянув в эти дела, проанализировав нарушения прав человека в них, придет к выводу, что это не что иное, как политическое преследование идеологических оппонентов и правозащитников.

- Еще одна сторона этой проблемы - готовность Украины выдавать мусульман по запросам России. На днях ЕСПЧ приостановил выдачу из Украины гражданина РФ Зелимхана Белхароева, которого наша Генпрокуратура была готова передать ФСБ. Выглядит это лицемерно: одной рукой Украина подписывается под тем, что Россия преследует мусульман в Крыму, используя антитеррористическое и антиэкстремистское законодательство, а другой рукой - выдает людей этой самой России по аналогичным обвинениям. Что вы по этому поводу думаете?

- Это действительно очень странно. Ко всем делам в России, которые касаются экстремизма и терроризма, следует относится очень осторожно и тысячу раз перепроверять - действительно ли эти лица подозреваются обоснованно. В 99% случаях преследования безосновательны. Тем более странно это выглядит, когда речь идет об Украине. Действительно, признавая политзаключенными людей, которые преследуются за якобы экстремизм и терроризм, Украина выдает России мусульман по аналогичной категории дел. Одно дело, когда речь идет об убийствах, бытовых преступлениях, но здесь речь идет об инструментах, которые Россия использует для подавления инакомыслия.

- А как вы оцениваете роль бывших представителей украинских спецслужб и правоохранительных органов в преследованиях крымских татар (и не только) в Крыму? Являются ли они полноценными соучастниками тех репрессий, которые разворачиваются на полуострове?

- Возьмем судебную систему. Те, кто работал при Украине, сейчас работают при России: выносят приговоры и сажают людей в тюрьмы. В полную меру люди работают. Это же касается и бывших сотрудников СБУ, которые активно работают в органах ФСБ в соответствии с политикой России и ее законами.

- В двух из четырех дел крымских мусульман инициаторами преследования стали сотрудники ФСБ, которые до аннексии были сотрудниками СБУ (работая в отделах с названиями вроде "по защите государственной целостности"). В двух других делах тоже присутствует экс-СБУ?

- Вероятнее всего, да. На самом деле это нонсенс с точки зрения деятельности спецслужб: официальные работники спецслужб одной страны в одночасье стали официальными работниками спецслужб другой страны.

- Украина сейчас добивается присутствия в Крыму независимых международных миссий по мониторингу прав человека. На это Россия вряд ли пойдет, но есть идея совместной мониторинговой поездки омбудсменов - Валерии Лутковской и Татьяны Москальковой. Насколько такой формат может быть эффективен?

- Эффективно будет, если здесь будут находится наблюдатели из третьих стран. Если же это будут Украина и Россия, то начнутся взаимные обвинения в необъективности.

- Но в то же время международные наблюдатели сами по себе не являются гарантом объективности. К отчету миссии Штудмана было много вопросов.

- К отчету Штудмана можно относиться по-разному. В любом случае это материал для анализа, размышления и стимул для определенных действий. Пусть те, кто с ним не согласен, сделают свой мониторинг с заездом в Крым.

Мария Томак, 14.11.2016


в блоге Блоги

новость Новости по теме