Да, здесь я согласен. Но все-таки лучшая его "рецензия" была лет на 10 раньше, когда ему было лет 5 (если было): "Мама, какая у нас семья красивая! Ты красивая, я красивый, Саша красивый, папа красивый... а на остальных как посмотришь, блин"! :)

Не понял, они уже И ЭТО удалили?! Совсем сдурели!..

Не понял ни фига. По-моему, нарушается ритм. :) Ща повторю. Но мне все-таки интересно: ЗА ЧТО?! :)

Устав от этого, я все же славлю жизнь!
Ничтожество, наряженное в роскошь,
Останется ничтожеством всегда.
Продав за жалкие гроши и веру, и достоинство, и силу,
Утратили способности любить,
Тщеславие надеясь утолить
В бряцанье злата, в самовосхваленьях,
И в бесконечных поисках того,
Кто вас ещё ничтожнее и гаже
Вам предстоит свой смертный встретить час.
Вы жалки, вы смешны... но тьфу на вас!
Умрите ж под Москвой, скулящие уроды!
Ваш вид отвратен мне, но, к счастью, y природы
В достатке самых сладостных утех
И ласки женщины, и детский смех,
И запахи лугов, журчанье родника,
И дождь, и солнце, небо, облака,
И в шелесте листвы, пронизанной лучами
Светила заходящего, и в птичьем гомоне,
В сиянии снегов, в божественных аккордах
Ушедших гениев полно очарованья
Искусство, знание, надежные друзья...
Всё, без чего представить жизнь нельзя.
Как много нам дано добра и света!
Спасибо тебе, жизнь, за всё за это!

Спасибо. Тронут. Даже не ожидал - писал очень легко, потом запнулся, но все равно приятно. :)

А не обменяться ли вам с рыбкиным мылом, или скайпом? И сидите вы там, Грани тут при чём?

Запоминайте тогда: 'Буквально Владимира Абсолютно Владимировича Собственно Говоря'

Нервные люди Недавно в нашей коммунальной квартире драка произошла. И не то чтодрака, а целый бой. На углу Глазовой и Боровой. Дрались, конечно, от чистого сердца. Инвалиду Гаврилову последнюю башкучуть не оттяпали. Главная причина - народ очень уж нервный. Расстраивается по мелкимпустякам. Горячится. И через это дерется грубо, как в тумане. Оно, конечно, после гражданской войны нервы, говорят, у народа завсегдарасшатываются. Может, оно и так, а только у инвалида Гаврилова от этойидеологии башка поскорее не зарастет. А приходит, например, одна жиличка, Марья Васильевна Щипцова, в девятьчасов вечера на кухню и разжигает примус. Она всегда, знаете, об это времяразжигает примус. Чай пьет и компрессы ставит. Так приходит она на кухню. Ставит примус перед собой и разжигает. А он,провались совсем, не разжигается. Она думает: "С чего бы он, дьявол, не разжигается? Не закоптел ли,провались совсем!" И берет она в левую руку ежик и хочет чистить. Хочет она чистить, берет в левую руку ежик, а другая жиличка, ДарьяПетровна Кобылина, чей ежик, посмотрела, чего взято, и отвечает: - Ежик-то, уважаемая МарьяВасильевна, промежду прочим, назад положьте. Щипцова, конечно, вспыхнула от этих слов и отвечает: - Пожалуйста, отвечает, подавитесь, Дарья Петровна, своим ежиком. Мне,говорит, до вашего ежика дотронуться противно, не то что его в руку взять. Тут, конечно, вспыхнула от этих слов Дарья Петровна Кобылина. Стали онимежду собой разговаривать. Шум у них поднялся, грохот, треск. Муж, Иван Степаныч Кобылин, чей ежик, на шум является. Здоровый такоймужчина, пузатый даже, но, в свою очередь, нервный. Так является это Иван Степаныч и говорит: - Я, говорит, ну, ровно слон работаю за тридцать два рубля с копейкамив кооперации, улыбаюсь, говорит, покупателям и колбасуим отвешиваю, и изэтого, говорит, на трудовые гроши ежики себе покупаю, и нипочем то есть неразрешу постороннему чужому персоналу этими ежиками воспользоваться. Тут снова шум, и дискуссия поднялась вокруг ежика. Все жильцы, конечно,поднаперли в кухню. Хлопочут. Инвалид Гаврилыч тоже является. - Что это, - говорит, - за шум, а драки нету? Тут сразу после этих слов и подтвердилась драка. Началось. А кухонька, знаете, узкая. Драться неспособно. Тесно. Кругом кастрюли ипримуса. Повернуться негде. А тут двенадцать человек вперлось. Хочешь,например, одного по харе смазать - троих кроешь. И, конечное дело, на всенатыкаешься, падаешь. Не то что, знаете, безногому инвалиду - с тремя ногамиустоять на полу нет никакой возможности. А инвалид, чертова перечница, несмотря на это, в самую гущу вперся.Иван Степаныч, чей ежик, кричит ему: - Уходи, Гаврилыч, от греха. Гляди, последнюю ногу оборвут. Гаврилыч говорит: - Пущай, говорит, нога пропадает! А только, говорит, не могу я теперичауйти. Мне, говорит, сейчас всю амбицию в кровь разбили. А ему, действительно, в эту минуту кто-то по морде съездил. Ну, и неуходит, накидывается. Тут в это время кто-то и ударяет инвалида кастрюлькойпо кумполу. Инвалид - брык на пол и лежит. Скучает. Тут какой-то паразит за милицией кинулся. Является мильтон. Кричит: - Запасайтесь, дьяволы, гробами, сейчас стрелять буду! Только после этих роковых слов народ маленько очухался. Бросился посвоим комнатам. "Вот те, - думают, - клюква, с чего ж это мы, уважаемые граждане,разодрались?" Бросился народ по своим комнатам, один только инвалид Гаврилыч небросился. Лежит, знаете, на полу скучный. И из башки кровь каплет. Через две недели после этого факта суд состоялся. А нарсудья тоже нервный такой мужчина попался - прописал ижицу.