Прочтя его некролог о Васе Аксенове, я просил автора, когда умру, написать что-то в том же духе и обо мне. Он обещал, но слова не сдержал и уже не сдержит, потому что я ему такой возможности не предоставил. Он умер 4 декабря, не дожив трех недель до своего 74-летия, после долгой и мучительной болезни Паркинсона. Он был профессор-славист, специалист по русской истории и литературе, переводчик на английский язык книг Эренбурга, Гроссмана, Аксенова. Свой перевод рассказов Варлама Шаламова он ценил особенно, и другие его оценили: за него он получил премию.

Наше знакомство случилось в апреле 1981 года, когда я впервые приехал в Америку. Объехав полстраны, я в конце концов добрался до Вашингтона и остановился у пригласившего меня сотрудника "Голоса Америки" Виктора Французова. Нам с женой была выделена комната с отдельным входом и туалетом. В углу комнаты на высокой тумбочке стоял телевизор "Шарп". Тогда плоских телевизоров еще не было, а этот был размером с большой сундук и очень тяжелый. Он стоял как-то криво, мне утром захотелось его передвинуть, я что-то сделал не так, и он свалился. Пока он летел с полутораметровой высоты, я успел подумать, что сейчас он взорвется, и, как правильно описывают роковой миг некоторые писатели, передо моими глазами прошла вся моя жизнь.

Как раз в ту секунду, когда телевизор падал, дверь открылась и в комнате появился молодой человек в белых брюках и белой рубашке. Телевизор с грохотом рухнул прямо к его ногам, чему вошедший как будто нисколько не удивился. Посмотрел на телевизор, на меня, снова на телевизор и на чистом русском языке сказал:
- Вот что значит качественный товар. Будь он советского производства, взрыв был бы неизбежен и в «Литературной газете» появилась бы статья «Убийство советского диссидента в Вашингтоне». Намекнули бы, что это дело рук ЦРУ, которое вас использовало и теперь за ненадобностью уничтожило.

Мы вдвоем, напрягшись, водрузили телевизор на место, включили, и, к моему удивлению, падение никак не отразилось на его работе. Убедившись в этом, мой неожиданный гость протянул мне руку и представился:
- Джон Глэд. Пришел познакомиться и предложить свою помощь в чем-нибудь.

По-русски он говорил чисто, без ошибок и без акцента. Я предположил, что он из новых эмигрантов. Оказалось, нет: урожденный американец с хорватскими корнями. Фамилия Glad значит не "довольный" или "радостный" по-английски, а "голод" по-сербохорватски. Русский Джон начал изучать в 20 лет и был единственным из знакомых мне американцев, кто, освоив этот язык не в детстве, говорил на нем свободно. Чему, несомненно, способствовал его брак с Ларисой, в девичестве Романовой, вывезенной им из Саратова.


Фото: middlebury.edu

Через пару дней после знакомства мы с Джоном отправились в Лос-Анджелес на конференцию «Русская литература в изгнании». Там жили в соседних комнатах, много общались и подружились, как выяснилось, на всю жизнь, что укрепили определенные обстоятельства. Из многих лет в эмиграции я один год провел в Вашингтоне, где жил он, а до того он столько же прожил в Мюнхене, где обитал я. Кроме того, я бесчисленное количество раз приезжал в Вашингтон, гостил у Джона и Ларисы, всегда предоставлявших мне не только кров, но и свою машину.

Когда в СССР началась перестройка и советские люди стали ездить на Запад, многие их них были гостеприимно принимаемы в доме Глэдов, которые их кормили, а некоторых еще и одевали и снабжали подарками в дорогу. Вот маленький пример альтруизма и деликатности Джона. Однажды, уже в недавнее время, в Америку приехал внук нашего общего друга. Джон дал ему ключи от своей квартиры в Нью-Йорке. Молодой человек пригласил в эту квартиру свою подружку, и они наслаждались душем вдвоем так неосторожно, что устроили наводнение и сильно залили нижних соседей. Ремонт квартиры соседей обошелся Джону в десятки тысяч долларов, о чем ни виновник этого события, ни его родители, ни бабушка с дедушкой никогда не узнали. Джон не хотел их огорчать, тем более что возместить убытки им было не по карману.

Как специалист по русской истории и литературе, Джон переводил чужие книги и писал свои. Один год был директором Института имени Джорджа Кеннана, самого важного американского учреждения, занимающегося изучением Советского Союза и потом России. До выхода в отставку (американцы не любят понятия «пенсия») много лет преподавал в Мэрилендском университете.

Писателя Джона Глэда очень интересовала история русской эмиграции, и он написал книгу Russia Abroad («Россия за рубежом») - о русских эмигрантах от Курбского до последнего времени. Он опубликовал сборник своих интервью с русскими писателями в эмиграции «Беседы в изгнании» и отдельно с писателем Борисом Хазановым «Допрос с пристрастием» (обе переведены на русский язык). Он был известен как очень хороший синхронный переводчик и в этом качестве приглашался для перевода речей высоких персон из России. Например, переводил важное выступление в Америке Горбачева. Особый интерес проявлял к изучению путей развития разных народов и написал значительный труд «Эволюция современного человека: евгеника ХХI века». Эта книга переведена на 12 языков, включая русский, и пользуется у специалистов и студентов, изучающих евгенику, большим успехом.

Настигшая Джона болезнь мучила его долго и беспощадно. Предвидя близкий конец, он завещал свое тело сжечь, а прах развеять над Россией.