Ирина Антонова и Владимир Путин сильно возбудили историков искусства и музейщиков реальной перспективой возрождения Государственного музея нового западного искусства. Хотя очевидно, что вся эта история вовсе не про ГМНЗИ.

Для Путина воссоздание легендарного музея в рамках прямой линии с гражданами - ровно то же, что создание детской площадки в Приморском крае непосредственно во время эфира. И то, и другое - акт творения. Просто один происходит по молению Антоновой, а другой - по молению приморской девочки из приемной семьи. Естественно, для высшего существа не может быть разницы между этими действиями.

Потому крики и шум культурного сообщества по поводу передела музейных коллекций - типичная мышиная возня. Имеет ли значение, где будут импрессионисты и на какой год предполагается восстановить историческую справедливость? По сравнению с величием и загадкой самого акта творения, не имеет, конечно, никакого!

При этом не следует забывать о просветительском эффекте, связанном с медийными масштабами события. Множество людей (думаю, реально 1-2 миллиона) узнали, что был такой музей. Уже хорошо. Какое-то количество граждан (трудно оценить, какое именно) задумаются над тем, что открыли ГМНЗИ в 1923 году, а закрыли только в 1948-м, когда набирала обороты кампания по борьбе с космополитизмом и низкопоклонством перед Западом. То есть, в самые тяжелые советские времена импрессионисты и даже постимпрессионисты были вполне доступны для советского обывателя. Хоть и с ярлыком "дегенеративное искусство".