После Химок, пошли на кремль.

Вертикаль в очередной раз доказала, что лоханулась с созданием отрядов для борьбы с демократами, их бесноватая толпа вышла из подчинения комиссаров.

Последнее слово лауреата Нобелевской премии Лю Сяо Бо, с которым он выступил год назад на судебном процессе

Со дня моего рождения прошло уже более полувека. И самым важным моментом своей жизни я считаю 4 июня 89 года – события на площади Тяньяньмэнь. Я должен был поступить на первый курс, когда университетские вступительные экзамены были изменены вслед за культурной революцией.

С первого курса до защиты докторской диссертации, моя академическая карьера шла очень ровно. По окончании обучения, я согласился остаться преподавателем в Пекинском педагогическом университете. Студенты хорошо меня приняли. В то же время, я был весьма активен, написал много статей и книг в 80е годы, меня часто приглашали выступить с лекциями в разные уголки Китая, и в качестве приглашенного профессора в университеты Европы и Америки. Я требовал от себя как от человека, и как от писатели, провести жизнь честно, ответственно и достойно. Я вернулся из США, чтобы принять участие в движении 89го года, меня посадили в тюрьму «за контрреволюционную пропаганду и подстрекательство». «Я почти потерял мою любимую кафедру и не мог больше публиковать эссе или выступать с лекциями в Китае. Вот так, просто за высказывание своих политических взглядов и участие в мирном демократическом движении, преподаватель потерял кафедру, писатель потерял возможность издаваться, а лектор - право говорить с людьми. Это трагедия и лично для меня и для всего Китая, который уже 30 лет существует при Политике реформ и открытости.

Мои самые драматические воспоминания после 4 июня – о судах. У меня было две возможности обратиться к общественности и обе представились мне в ходе заседаний в Пекинском Муниципальном народным судом промежуточного уровня – первый раз в январе 91го и сегодня.

Прошло 20 лет, но призрак 4 июня еще не совсем оставил меня. После освобождения из тюрьмы в 91м, я, поставленный на путь политического инакомыслия событиями 4 июня, потерял возможность публично высказываться в своей собственной стране и мог говорить только с зарубежной прессой. Из-за этого я был помещен на год под домашний арест (с мая 95 по январь 96) и отправлен на перевоспитание (октябрь 96 – октябрь 99). И теперь меня опять запихнули на работу в док вражеским режимом. Но я все еще хочу сказать режиму, который отнимает у меня свободу, что я все еще стою на позициях, о которых сказал в «Декларации второй июньской голодовки». Спустя 20 лет – у меня нет врагов, во мне нет ненависти. Поэтому я ни при каких условиях не могу согласиться на ваши слежки, аресты приговоры и вердикты. Я уважаю вашу профессию, вашу добросовестность, в том числе двух прокуроров, которые выдвигают против меня обвинения. В ходе допроса 3 декабря я ощутил ваше уважение и добросовестность.

Ненависть уничтожает разум и совесть человека. Вражеское сознание отравит дух нации, приведет к кровавым стычкам, разрушит толерантность и человечность в обществе, и преградить путь народа к свободе и демократии. Поэтому я надеюсь, что мой опыт послужит хорошим примером тому, как можно бороться с режимом, как любовью можно победить ненависть.

Общеизвестно, что к развитию и социальным реформам в нашей стране привел период Политики реформ и открытости, который начался с отказа от государственной политики Мао с ее понятиями об определяющей роли классовой борьбы. Это дало толчок экономическому и социальному прогрессу. Люди отказались от философии борьбы, избавились от ощущения, что кругом одни враги, ушли от психологии ненависти. Люди избавлялись от волчьих повадок и снова превращались в людей. Это было спокойное время во всем мире. Политика реформ и открытости помогла восстановить связи между людьми, помогло им научиться существовать в мире друг с другом. Они смогли найти общий язык, несмотря на разные интересы и ценности. Это подтолкнуло к тому, чтобы Китай наравне с остальным человечеством встал на путь созидания и взаимопонимания. Отказ от анти-империалистических и анти-ревизионистких отношений во внешней политике и классовой борьбы внутри страны – было первым шагом, которое позволило Политике реформ и Открытости продолжаться до сего дня. Стремление к рыночной экономике, к мультикультурности и постепенный переход социального устройства к принципу верховенства закона – все эти тенденции стали возможны благодаря отказу от политики поиска врага. Даже на политической арене, где развитие менее всего заметно, ослабления такого мировоззрения привело к повышению терпимости к социальному многообразию со стороны режима и значительному сокращению преследований диссидентов и даже официальное определение движения 89 года из «бунта» стало «политическим волнением».

Ослабление политики поиска врага позволило проложило дорогу режиму к принятию идеи главенства прав человека в любой точке мира. В 97 и 98 годах китайское правительства подписало два основных международных документа ООН о правах человека, демонстрируя готовность Китая к принятию мировых правовых стандартов. В 2004 году Всекитайское собрание народных представителей внесло поправки в конституцию, впервые утвердив обязательство государства уважать права человека. И это значит, что права человека стали фундаментальным принципом китайского правопорядка. И в то же время, существующий режим развивает идею верховенства народа и создания гармоничного общества. Тем самым, Китай показал, какими принципами руководствуется Коммунистическая партия.

Я тоже смог ощутить это развитие на макро уровне благодаря тому личному опыту, который я получил со дня моего ареста.

Хотя я продолжаю настаивать на своей невиновности и на том, что обвинения против меня противоречат Конституции. Более года с тех пор как я потерял свободу, меня держали взаперти в двух разных местах. Мне пришлось пройти через четыре предварительных полицейских допроса, предстать перед тремя прокурорами и двумя судьями. Но они не проявили неуважение в отношении моего дела, они не нарушили установленных временных ограничений и не пытались выбить из меня признание. Их отношение было сдержанным и разумным. Более того, они часто делали жесты доброй воли. 23 июня меня перевели из одного места, где меня держали в рамках надзора по месту жительства, в Центр предварительного заключения в Муниципальном общественном управлении по безопасности Пекина № 1, известный как «Бейкан». За шесть месяцев, которые я провел в Бейкане, я смог увидеть, как улучшалась работа тюремного персонала.

В 1996 я проводил время в старом Бейкане. По сравнению с тем, каким был старый Бейкан десятилетие тому назад, новый Бейкан представляет собой большой шаг вперед как в том, что касается «технического обеспечения» - удобств – так и в «программной» сфере, – персонала. В частности, управление кадрами новой тюрьмы Бейкана, основанное на уважении к правам и на добросовестном отношении к заключенным, принесло гибкость во всех сферах ответственности персонала исправительного учреждения и выразилось в том, что появились трансляции для удобства заключенных, журналы «Покаяние» и музыка перед приемами пищи, после подъема и перед отбоем. Такая организация дает заключенным возможность сохранить достоинство и чувствовать теплое отношение к себе, и подталкивает их к соблюдению тюремных порядков и к неприятию хулиганских действий своих сокамерников. Это не только обеспечило человеческие жизненные условия для заключенных, но и значительно улучшило обстановку для подготовки к их судебным делам, а также их общее духовное состояние. Я тесно общался с надзирателем Лю Ченгом, который отвечал за меня в моей камере. Его уважение и забота о заключенных прослеживались в каждом штрихе его работы, в каждом слове и действии, и оставляли во мне ощущение тепла. Возможно, мне очень повезло, что во время моего пребывания в Бейкане я встретился с эти открытым, честным, добрым и добросовестно относящимся к своему делу надзирателем.

Именно благодаря этой уверенности и исходя из личного опыта, я твердо верю, что развитие Китая не замрет, и, преисполненный оптимизма, я жду рождения будущего свободного Китая. Поскольку нет такой силы, которая могла бы положить конец стремлению человека к свободе, и Китай, в конце концов, станет страной, где правит закон и где человеческие права имеют наивысшее значение. Я также надеюсь, что прогресс в этом направлении может отразиться и на моем деле, и я ожидаю беспристрастного рассмотрения его коллегией – рассмотрения, которое сможет выдержать суд истории.

Если можно так сказать, самое счастливое, что у меня было в эти двадцать последних лет – это беззаветная любовь моей жены Лю Ся. Он не могла присутствовать сегодня на суде к качестве зрителя, но я всё ещё хочу тебе сказать, дорогая, что я крепко верю, что твоя любовь ко мне останется такой же, как всегда. Все эти годы, которые я прожил в несвободе, наша любовь была полна горечи, которую принесли обстоятельства. Но когда я вспоминаю её вкус, я понимаю, что для нашей любви нет границ. Я переношу физические испытания в тюрьме, в то время как ты ждешь меня и томишься в тюрьме своего сердца. Твоя любовь – это солнечный свет, который преодолевает высокие стены и проникает сквозь металл решеток на окнах моей тюрьмы. Он касается каждого миллиметра моей кожи, согревает каждую клеточку моего тела, помогая мне сохранить душевный мир, открытость и чистоту моего сердца, и скрашивает каждую минуту, которую я провожу в тюрьме. Моя любовь к тебе наполнена раскаянием и сожалением, которое давит на меня тяжелым грузом. Я – глупый камень в дикой глуши, высекаемый неистовыми ветрами и потоками дождей, такой холодный, что никто не осмелится прикоснуться ко мне. Но моя любовь тверда и остра, она способна пробиться через любые преграды. Даже если бы меня стерли в порошок, я бы обнимал и укутывал тебя моим пеплом.

Дорогая моя, со всей твоей любовью я могу спокойно предстать перед надвигающимся судом, не сожалея о том выборе, который я сделал, и с оптимизмом глядя в завтрашний день. Я жду того дня, когда моя страна станет землей свободы слова, где будут одинаково хорошо относиться к мнению каждого гражданина, где различные ценности, идеи, убеждения и политические взгляды смогут мирно сосуществовать; где взгляды большинства и меньшинства будут защищены в равной степени, и где политические взгляды, которые отличаются, от тех, что у власти, будут как минимум уважаемы и защищены. Где политические идеи будут расцветать под солнцем, чтобы люди могли выбирать из них то, что им нравится. Где каждый гражданин сможет высказывать свои политические взгляды без страха и где ни при каких обстоятельствах не будет политических преследований. Я надеюсь, что стану последней жертвой нескончаемых китайских процессов и что с этого дня никто больше не будет осужден за слова.

Свода слова – это основа прав человека, источник гуманности и мать правды. Ограничить свободу слова значит растоптать права человека, задушить гуманность и подавить правду.

Чтобы пользоваться правом на свободу слова, заложенным в Конституции, надо чтобы человек выполнял социальную ответственность китайского гражданина. Я не совершил ничего преступного. Но если мне предъявят обвинения в этом, я не буду жаловаться.

представители этнической группы "русские" выступают против беспредела.

Под беспределом подразумевается разгул кавказской преступности в столице и покровительство этой преступности со стороны властным органов или полное бездействие.

Фанатские акции в Москве и Петербурге закончились массовой дракой.
Закончилось все тем чем и должно было, безмозглые инфузории начали драться друг с другом.

Таджики им видите ли помешали - а без чуреков кто будет работать то в Москве?

Ведь Москва это 10 млн. дармоедов,которые нихрена не делают и качают деньги из регионов,занимаются спекуляцией и мошенничеством.
Хоть 1 москвич раз в жизни держал лопату или веник? Нет конечно,для этого таджики есть..
А эти футбольные фанаты что вообще умеют делать кроме как смотреть ящик,пить пиво и трахать своих девок из ночных клубов? Да ничего)

Вертикаль получила, то о чем её предупреждали демократы - нацистская гопота неуправляема.
Это хороший урок кремлядям и их маленьким бумажным памперсам вымакивающим чиновничьи экскременты.