Дословно

Киевляне 86-го... Мы не эвакуированы. Мы те, которые весь май 1986 года оставались в радиоактивном Киеве и ждали смерти своего города. Это чувство несравнимо ни с чем. Чтобы пересказать, отрефлексировать, осмыслить это чувство, лично мне, человеку, казалось бы, с даром речи, понадобилось 25 лет. 25 лет прошло, прежде чем я могла изложить эти переживания в виде связного эссе.

Мы действительно ждали эвакуации Киева. Ходили слухи об эвакуации, мы жили в режиме всех этих слухов и главное - с ощущением того, что все, что было вечным, - жизнь, которая вечна, - это все может исчезнуть. Все вечное вдруг оказалось конечным и смертным.

Почему я с недоверием отношусь ко всяким претензиям, которые сегодня звучат в наших СМИ в адрес тех, кто остался на оккупированных территориях Донбасса? Механизм тот же. Убегают первыми те, кто может убежать. В 1986-м сразу рвануло штурмовать вокзалы все партийное начальство. Выезжали те, кто мог устроиться где лучше. В Советском Союзе была прописка, и чтобы бросить квартиру и переехать в другой город, нужно было принадлежать к очень привилегированной касте...

Это был конец украинского страха, украинского оцепенения. Советский Союз, кроме постоянного бытового унижения, которое помнит мое поколение и о котором мы очень неохотно рассказываем детям, - это был страх.

Где-то через две недели после катастрофы, когда стало ясно, что ее не замолчишь и не скроешь, лекторы ЦК КПУ начали ездить по предприятиям и читать успокаивающие лекции. Помню, нас после пар сгоняли в актовый зал, в этом активом зале все сидели уныло и слушали лекцию о том, как все хорошо, что на самом деле в небольших дозах радиация даже полезна, как партия заботится, а вот американцы бомбу на Хиросиму сбросили, а где-то там тоже были аварии... Все советские залы на моей памяти всегда были немыми. А тут вдруг начался гул. Протестный гул, который нарастал. Лектор к такому не привык, он что-то там говорил. "Товарищи, товарищи, организованнее..." Но гул переходил в визг. Этот визг был женским. При том что женщин в зале - меньше трети. Мужчины сидели по-советски, втянув головы в плечи. А женщин просто несло. Жутко звучал этот высокий сопрановый визг, когда каждая с места выкрикивала обвинения. У каждой из них были дети, им нужно было позаботиться об эвакуации детей, им надо было спасаться... И ты осознаешь этот момент перелома, когда исчез страх, потому что появился страх больший.

Что есть бесстрашность по Клаузевицу? Это когда ты идешь напролом, потому что боишься чего-то более масштабного, более грозного, более метафизического, чем то, что стоит сейчас перед тобой. Этот страх космической угрозы метафизической гибели, перед лицом которого матери готовы были порвать раньше недосягаемых номенклатурных академиков. Еще помню, 6 мая было первое обращение московского правительства к народу по поводу чернобыльской трагедии. Академик Григорян, развалившись в кресле, тогда сказал: "Наука требует жертв". Мы с подругами смотрели это по телевизору. Мне было 25 лет. И круг моих подруг - это все молодые женщины брачного возраста. Это важно. Потому что вставал вопрос: как тебе рожать, как тебе быть матерью в этом мире?

И визг "Ах ты сука!" в том актовом зале - это был первый голос протестной Украины, который я зафиксировала на своем веку. Оковы пали. А дальше были стихи, дальше были тексты...

Что произошло тогда, в мае 1986 года? В мае 1986 года Киев - третий по величине город Советского Союза - был ликвидирован радиацией. В мае 1986 года рождался Киев как столица будущей Украины.

Из выступления на круглом столе "Как Чернобыль приблизил распад СССР? Как влияет на Украину?"

26.04.2016 1986 год. Авария на Чернобыльской АЭС