Зара Муртазалиева
34 года, уроженка чеченской станицы Наурской, живет в эмиграции в Париже. В 2004-2012 годах отбыла срок восемь с половиной лет общего режима по сфабрикованному делу о терроризме. 9 мая 2017-го ЕСПЧ отклонил жалобу Муртазалиевой на приговор. Решение было вынесено через 12 лет после обращения осужденной в Страсбург.
18 сентября ЕСПЧ передал апелляционную жалобу на отказное решение в свою Большую палату. Первая инстанция Страсбургского суда, отметил юрист "Мемориала" Кирилл Коротеев, сочла неубедительным довод о том, что ключевой фигурой в деле являлся милиционер, которого на суде в России так и не допросили. Между тем, подчеркивается в апелляционной жалобе, необходимость вызвать этого свидетеля признал сам российский суд, а ЕСПЧ переоценивать его выводы не должен.
Адвокат Сергей Голубок заметил, что дело Муртазалиевой - первое дело против России, переданное в Большую палату ЕСПЧ по инициативе заявителя.
Бывшая политзаключенная обвиняла Россию в нарушении статьи 6 (право на справедливое судебное разбирательство) Европейской конвенции. Однако первая инстанция ЕСПЧ указала, что адвокаты заявительницы не зафиксировали нарушений в ходе процесса по ее уголовному делу.
В то же время двое из семи членов коллегии - Луис Лопес Гуэрра и Георгиос Сергидес - выступили с особым мнением, в котором указали, что нарушения в ходе разбирательства все же имели место. Они же вместе с еще одной судьей - Хелен Келлер - отметили и другие несоответствия требованиям Европейской конвенции.
В 2004 году Муртазалиева - сотрудница московской страховой фирмы и студентка-заочница Лингвистического университета Пятигорска - попала в разработку ФСБ. Обратив внимание на нетипичную для чеченской девушки самостоятельность Муртазалиевой, оперативники сочли ее террористкой-смертницей. Через провокатора студентке предложили бесплатную квартиру, в которой шла непрерывная аудио- и видеозапись. Также за Муртазалиевой постоянно велось внешнее наблюдение. Никаких фактов или связей, подтверждающих подозрения, выявлено не было.
Тем не менее 4 марта 2004 года студентку задержали и доставили в столичный ОВД "Проспект Вернадского". Там у нее взяли отпечатки пальцев; когда Муртазалиева, помыв руки, вернулась, из ее сумки извлекли две упаковки взрывчатки. Студентка сразу же заявила, что упаковки ей не принадлежат. Отпечатки пальцев со взрывчатки сняты не были, а сам вещдок впоследствии уничтожили. Муртазалиеву били, требуя признательных показаний, однако студентка себя так и не оговорила.
В суде подруги обвиняемой Анна Куликова и Дарья Воронова отказались от данных на следствии свидетельств, согласно которым Муртазалиева вовлекала их в террористическую деятельность. Однако Мосгорсуд этот отказ проигнорировал. 17 января 2005 года Муртазалиева была приговорена к девяти годам общего режима по обвинениям в приготовлении к теракту путем взрыва, вовлечении в совершение теракта других лиц и незаконном обороте взрывчатки. Согласно фабуле дела, студентка намеревалась совершить взрыв в торговом комплексе "Охотный ряд" у Кремля. Прокурор запрашивал для подсудимой 12-летний срок.
17 марта 2005-го Верховный суд сократил осужденной срок на полгода. При этом решение было принято по представлению прокуратуры.
Муртазалиева содержалась в ИК-13 в поселке Парца Зубово-Полянского района Мордовии. В 2010 году ей было отказано в УДО.
В защиту политзаключенной выступали общественники как в России, так и за рубежом. В январе 2007 года о намерении добиться пересмотра приговора студентке заявил президент Чечни Рамзан Кадыров. Он заметил, что не верит в виновность Муртазалиевой.
Несмотря на это, осужденная освободилась только 3 сентября 2012 года, полностью отбыв срок.
После освобождения Муртазалиева эмигрировала во Францию. Там она примерно через год получила политическое убежище.
В марте 2014-го на французском языке вышла книга бывшей политзаключенной "Восемь с половиной лет. Женщина в путинских лагерях".
Дословно
Меня посадили в 20 лет, а освободили в 29-летнем возрасте.
В книге я не пыталась обвинять кого-то, это было неважно для меня.
Я не сожалела о прошедших годах, я писала о том, что с нами происходило, я писала о том, как мы жили, как выживали, как боролись и как умирали.
Я многим обязана, я многим благодарна за эти годы тепла, поддержки и внимания ко мне - вы помогли мне остаться человеком, не озлобиться на весь мир.
...И пусть она (книга. - Ред.) будет посвящена девочкам, которые отбывали наказание вместе со мной, но которых уже нет в живых: Ирме, Наташе, Лизе, Марине, Аське, Вальке-"малолетке", Оле, Розе...
Фейсбук, 28.03.2014
Я все эти годы не переставала бороться и доказывать, что все это неправда. Мы подали иск в Европейский суд по правам человека. Я получила сообщение о том, что мое дело рассматривается. Ждем решения суда. Мне помогают адвокаты, правозащитница Зоя Светова, люди из комитета "Гражданское содействие", из общества "Мемориал". Я немного приду в себя, отдышусь и снова начну писать, обращаться в различные инстанции. Ведь жить с ярлыком "террористка" очень сложно. Меня не примут никуда на работу, у меня будет масса проблем.
...Пройти через все это мне помогло осознание того, что за забором колонии меня ждут, что за меня борются такие люди, как Светлана Ганнушкина из комитета "Гражданское содействие", сотрудники "Мемориала" и "Союза солидарности с политзаключенными". Я получала письма и телеграммы со словами поддержки из России, Германии, США, Франции, Италии. Люди писали, что следят за моей судьбой. Меня просили держаться. Естественно, у меня не было права сдаваться.
Deutsche Welle, 14.09.2012
Первую половину срока я боролась, верила, что смогу что-то изменить. Потом я просто устала и поняла, что все бесполезно, поняла, что система непробиваема. Ведь если жалуешься на администрацию колонии, к тебе приезжают из управления, говорят с тобой, и после этого ты сто процентов окажешься в ШИЗО. На 10–15 суток.
...И меня били, и других бьют. Очень жестко. Не отработал норму — тебя бьют, если что-то нарушил — бьют. Вызывают, бьют дубинкой. Это и больно, и унизительно. Но доказать ты ничего не можешь, потому что в санчасти врач не зафиксирует побои. Врачи никогда не пойдут против администрации колонии, с которой они работают.
...Ты смотришь на эту общую картину и думаешь: как возможно за такие нелепые преступления давать такие большие сроки? Многим, когда выходят, просто некуда идти. Я думаю, на зоне 80% женщин, у которых наказание не соответствует тому, что они сделали. Кто-то разменял поддельную купюру в магазине — сел на пять лет, а в другом городе за такое же преступление дают два года. Украла картошку у соседа — получила шесть лет, своровала курицу — такой же срок. А рядом с тобой сидит женщина по 105-й статье («убийство»), которая убила, расчленила, чуть ли не съела свою жертву, признала свою вину и получила шесть лет.
...Похоже, что у администрации есть установка против лиц кавказской национальности. Вот, например, всем осужденным женщинам выносят поощрения, а чеченцам — нет. На прошлой неделе у нас чеченка освободилась по УДО. Вся колония была в шоке: это первый подобный случай за восемь с половиной лет! Она сидела за продажу наркотиков. А вообще про твою национальность тебе постоянно напоминают, подаешь ли ты на УДО или на облегченные условия содержания.
...Когда меня осудили, я поняла, что никогда никому не покажу свою слабость. И когда мне было очень плохо, я никогда никому свою слабость не показывала. Я могла по ночам рыдать, зарывшись в подушку. Даже когда тебе очень плохо, надо себе говорить, что на воле тебя ждут, там тебя любят, надо находить в жизни смысл, позитив, отвлекаться от этой грязи, от того, что на зоне происходит. Просто бороться.
The New Times, 10.09.2012
27.10.2012 У колонии Толоконниковой проходят учения по поимке беглых зеков