Реакция нашей либеральной общественности на историю со Сноуденом удручает. Нет, политкорректность эта общественность в основном соблюдает. Но даже лучшие ее представители рассуждают о Сноудене "через губу". Совсем как Путин. Путин-то остался верен себе. В его "он, наверное, считает себя правозащитником" выразилась вся неприязнь, все пренебрежение главаря российского паханата к правозащитникам вообще и к Сноудену в частности. "Какая глупость, какая дурь!" - как бы говорит Путин. В его картине мира нет места идеалистам, вступающим в конфликт с сильными мира сего ради каких-то непонятных принципов, ради каких-то дурацких прав человека. Во всяком случае, если за ними не стоят другие сильные. То есть если они сами не являются людьми этих других сильных. Таких просто не может быть. Не должно быть. Потому что, если бы такие и были, они бы только путались под ногами и мешали конкретным пацанам решать вопросы. И если кто-то возомнил себя таковым, это в лучшем случае забавно, в худшем вредно.

Ладно, Путин есть Путин, чего с него взять. А что либеральная общественность? Отстраненно комментирует тактические и стратегические ошибки Сноудена, строит догадки о том, кто его использовал и кто его подставил. Это в лучшем случае. Это если люди все же считают необходимым соблюдать приличия и не выпячивать свое неудовольствие по поводу того, что этот непонятный и невесть откуда взявшийся Сноуден создал проблемы большому демократическому начальству. Неудовольствие все равно явственно проступает между строк, но повторю: это еще не худший вариант.

Есть и те, для кого история со Сноуденом иллюстрирует глупость политики Кремля, который из-за своих имперских амбиций и ненависти к западной демократии в любой ситуации старается действовать назло Америке. Как же это идет во вред интересам страны, как же это непрагматично – ухудшать и без того изрядно подпорченные отношения с приличными странами из-за всякой ерунды! Видимо, для них Сноуден - это ерунда, а прагматичным, ответственным поведением было бы сразу его выдать. Впрочем, этот напрашивающийся вывод обычно не проговаривается. А то как-то совсем неудобно может получиться. Ведь часто те же самые люди критикуют западных лидеров за их приверженность "реалполитик" и нежелание всерьез ссориться с Кремлем из-за прав человека. Зато они готовы с пониманием отнестись к тем же лидерам, когда те позволяют своим спецслужбам действовать в обход закона. С целью защиты демократии, разумеется. В ее глобальном противостоянии силам мирового зла. Мы же все взрослые люди и всегда готовы закрыть глаза на некоторые издержки ради безопасности. Вот же не понимают этого отдельные несознательные граждане и создают всем головную боль.

Наиболее откровенна была некая слушательница "Эха Москвы", выдавшая в прямой эфир примерно такую тираду: "Ведь не может же быть, чтобы человек, имеющий такую хорошую работу, вдруг задумался о том, благое ли дело он делает. Так что надо сначала разобраться, с какой истинной целью он все это затеял". Примерно так же нашистские комиссары говорят про оппозиционеров.

Верить или не верить в то, что у человека может быть совесть, – личное дело каждого. Вот только совершенно неважно, каковы были личные мотивы Сноудена и кто его использовал в своей закулисной игре. Сноуден привлек внимание к проблеме, имеющей огромную общественную значимость: к тому, что сегодня в наидемократичнейших государствах спецслужбы имеют широчайшие возможности бесконтрольно вторгаться в жизнь граждан. Что это представляет огромную угрозу демократии. Он выступил против нарушений законности и прав человека со стороны государства. И его конфликт с властями этого государства несомненно носит политический характер. Поэтому Сноуден стопроцентно заслуживает предоставления политического убежища.

Ничего не меняет в этом и тот факт, что в своей борьбе с государственным беззаконием Сноуден сам "вышел за рамки правового поля", предав огласке информацию, которая по законам его государства является секретной. Политическое убежище иногда получали и получают люди, участвовавшие в вооруженной борьбе со своими правительствами, даже если эти правительства признавались другими странами законными. И это правильно. Сноуден же использовал исключительно ненасильственные средства борьбы. Так что он заслуживает не только правовой защиты, но и морального одобрения.

Вопрос о том, можно ли в борьбе за права человека преступать закон, если этот закон как раз права человека и нарушает, не нов. А для нас так сейчас особенно актуален. Ответ на него в конечном счете зависит от системы ценностей, от идеологии. От того, что мы считаем приоритетным – права человека или "государственные интересы". В основе системы ценностей либерализма лежит представление о приоритетности прав человека. Однако применительно к делу Сноудена в сознании российских либералов этот базовый принцип вытесняется другим принципом – принципом политического прагматизма, все той же "реалполитик". В наиболее примитивном варианте это звучит так: не следует сердить мировое демократическое начальство - помогать не будет. В более утонченном: не следует наносить моральный ущерб бастиону демократии – только он способен противостоять путинскому режиму.

Российские либералы очень боятся невольно подыграть Путину, оказаться с ним как бы по одну сторону баррикад. На самом деле их нежелание вступиться за Сноудена свидетельствует об их внутренней капитуляции перед консервативно-государственнической идеологией, о принятии ими той логики и морали, на которой в куда большей степени, чем на дубинках и зомбоящике, зиждется вся путинская система. Вот это и есть стратегическая победа путинизма.