статья Переворотный пункт

Илья Мильштейн, 05.10.2018
Илья Мильштейн. Courtesy photo

Илья Мильштейн. Courtesy photo

Вероятно, это уже навсегда. Живи еще хоть четверть века - все будет так. И через сто лет, когда давно уже не останется ни одного свидетеля малой гражданской войны в центре российской столицы, дискуссии не прекратятся, утратив разве что остроту. Это же, в конце концов, спор на вечную тему: о цели и средствах.

К тому же парадоксальный спор. В ходе которого люди безупречно демократических убеждений утверждают, что красно-коричневую гидру, угнездившуюся в парламенте, можно и нужно расстреливать из танков, а люди, исповедующие идеалы красно-коричневой гидры, проклинают убийц и насильников, которые растоптали демократию. А между ними постоянно будут метаться граждане с неустойчивыми взглядами на жизнь, вроде автора этих строк, у которого не было и нет абсолютно ясных представлений о том, как оценивать случившееся в Москве в октябре 1993 года.

Победа над гидрой? Но мы же помним, как скоро стал перерождаться режим после окончательного вступления в силу указа № 1400 и как танки, стрелявшие по Белому дому, докатились до Чечни, где и сгорели. Мы же знаем, как переломилась эпоха, новыми героями которой явились лучший министр обороны всех времен и народов и лучший в мире президентский охранник, и как Борис Николаевич под руководством своих отборных силовиков расставлял снайперов у села Первомайское. Мы же догадываемся, что Ельцин, скреплявший кровью дружбу с Коржаковым и любивший как сына Пашу Грачева, и Ельцин, разглядевший в Путине реформатора, понимаешь, и преемника, - это практически один и тот же Ельцин. Он разным бывал, но и таким тоже. Оттого нам очень трудно согласиться с соотечественниками, до сих пор празднующими победу над советской гидрой.

Однако с гражданами, полагающими, что именно тогда, 25 лет назад, было навеки покончено с демократией и нечего лицемерить, оплакивая первого президента РФ и предавая анафеме второго, нам согласиться еще трудней. Тут мы просто их сравниваем, стихийного нашего либерала Обком Обкомыча, сильно пьющего богатыря, слабо разбирающегося в людях, - и малорослого трезвого гебиста из дрезденской резидентуры, умеющего прикинуться кем угодно, хоть честным служакой, хоть веником. Он должен был почти безнадежно заболеть, Борис Николаевич, чтобы в лихорадочных поисках наследника славных дел остановить свой взор именно на Путине. Мы живем внутри его болезни.

Кроме того, подключается воображение, и мы, содрогаясь, внутренним оком прозреваем Россию, в которой Руцкой и Хасбулатов одерживают верх в противостоянии с Ельциным. А потом воюют друг с другом, не поделив власть и погружая страну в хаос, и, сидящие по подвалам в разгромленной Москве, мы тоскливо браним убитого Бориса Николаевича и его неповоротливых генералов. Мол, как же так, ну что вам стоило подогнать танки и навести порядок? Нет, этот сюжет не кажется неизбежным, но реалистичность его сомнению не подвергается.

И такая еще мысль закрадывается: а это однозначно нехорошо - защищать демократию недемократическими методами? К примеру, если бы Ленина, стоявшего на броневичке и смущавшего незрелые умы своими зажигательными речами, оттуда бы сковырнули да и расстреляли из броневичка - это как могло бы сказаться на будущем нашей Родины? Непременно пришел бы Путин с усами и трубкой или ХХ российский век предложил бы нам какие-нибудь иные варианты развития - без Второй мировой войны, ГУЛАГа и прочих излишеств?

Короче, красно-коричневая гидра в разных обличьях, от Владимира Ильича до Владимира Владимировича, - это у нас на роду написано или мы сами отчасти в том повинны, доверяя судьбу страны разным душегубам? И ежели для спасения от анархии и душегубства надо нарушить закон и прибегнуть к силовым технологиям, то после мы обречены жить в террористическом государстве? Или при любых раскладах обречены: за пустомелю Керенского и за решительного Ельцина с его подкупленными танкистами мы обязательно расплатимся установлением коммунистической советской власти либо чекистского авторитаризма?

С Основным законом тоже не все понятно. Есть точка зрения, что суперпрезидентская Конституция, принятая в декабре 93-го по свежим следам трагедии, как раз и привела к тому, что у нас нет ни парламента, ни нормальных судов, ни ответственных перед избирателями губернаторов. С другой стороны, при Ельцине до самых его последних дней все это у нас было и на отсутствие гражданских свобод жаловаться особо не приходилось. А жесткие разборки исполнительной власти с законодательной в рамках прежней Конституции как раз и увенчались малой гражданской войной в центре столицы. И нет ни малейших гарантий того, что в прекрасной России будущего, где полномочия первого лица будут вновь ограничены, президент и парламент не начнут опять выяснять отношения при помощи танков и гранатометов. По той хотя бы причине, что культура мирных политических диспутов не укоренилась у нас ни при Горбачеве, ни при Ельцине. А после Путина вообще не останется, похоже, ни одного политика с опытом подобных диспутов и компромиссов.

Останется лишь вот это сборище тупых, но обидчивых андроидов, голосующих как велено администрацией Кремля. И картинка, закрепившаяся в памяти поколений: обугленный Дом Советов как место для дискуссий, которые очень плохо кончились, и это тоже правда, это наша история, которая и через сто лет будет вызывать споры. И всегда будет наступать 5 октября, первый мирный день после завершения стрельбы по маленьким людям и громадной цели на Краснопресненской набережной, порождая боль, ощущение позора и чувство облегчения, что война, слава богу, кончилась. Так что они никогда не придут к консенсусу, проклинающие гидру и проклинающие того, кто ее породил и пристрелил.

А между ними будут метаться сомневающиеся, вроде автора этих строк, с их неприязнью к проигравшим и чувством стыда за победителей, то есть и за себя, и за своих в тогдашнем Кремле, ну и за врагов тоже. За безответственность всех, кто устроил эту бойню, не желая договариваться. За упущенный, как мне чудится, шанс медленно и последовательно отстраивать демократию в стране, которая век воли не видала и разделилась сама в себе, когда пришло время жить по законам, принятым в нормальном человеческом обществе.

Илья Мильштейн, 05.10.2018