статья Огороду и миру

Илья Мильштейн, 04.12.2015
Илья Мильштейн. Courtesy photo

Илья Мильштейн. Courtesy photo

Цельность тысячелетнего пути. Духовный исток формирования многоликой, но монолитной. Крым, Херсонес, Корсунь, князь Владимир, сакральное значение. Как Храмовая гора. И еще очень много про Украину: мол, почему они такие уроды, ради чего стреляли и до сих пор стреляют и убивают людей? И насчет санкций: это не просто нервная реакция США или их союзников, это случается всякий раз, когда кто-то считает, что Россия стала слишком сильной. Однако разговаривать с Россией с позиции силы бессмысленно.

Год назад настроение было такое, и слова произносились такие. Страна ликовала, и президент, выступая с очередным посланием, подводил эйфорические итоги уходящего года. Самого счастливого в его жизни, несмотря на отдельные неудачи: "Боинг" сбили, из "восьмерки" вылетели, влетели в холодную войну... Массовые убийства легко списывались на врагов, а воевать за Крым он готов был с кем угодно и при любой температуре. Разгоряченный зал, впадая в неистовство, награждал его бурными, долгими, нескончаемыми аплодисментами. Лица слушателей светились восторгом, и сам он излучал некоторое сияние.

Теперь, год спустя, все другое: потускневший оратор на трибуне, лица слушателей, хотя состав их практически не изменился, тональность выступления. Про Крым, где он накануне вручную пытался включить свет, упомянуто вскользь, с поспешной гордостью. Про Америку ни слова, про Украину ни слова. Враг у нас отныне другой, и о нем сказаны поразительные слова. Аллах знает, вообразите себе, зачем они это сделали, то есть зачем турки сбили российский бомбардировщик, и, видимо, Аллах решил наказать правящую клику в Турции. Аллах решил, а накажет он, зачитывающий послание, и если кто-то думает, что они отделаются помидорами, то они глубоко заблуждаются.

И еще очень много про террор, бандитов, наемников, мобилизацию, спецслужбы. Словно на дворе 1999 год, а не 2015-й. Словно он вернулся туда, в самое начало своего славного царствования, и даже про взорванные дома вспомнил. Тогда ведь тоже терроризм был "международным", с той, однако, разницей, что обживал почти исключительно Чечню, оттуда распространяясь по России. А теперь отморозки на Ближнем Востоке, и важно объяснить человечеству, кто их подпитывает деньгами, закупая нефть, а кто давно находится на переднем рубеже борьбы с террором. Важно убедить Запад в том, что нет никого опасней ИГИЛа, ныне переименованного, и главного его покровителя - Эрдогана. Убедить невозможно, и это огорчает выступающего.

Оттого вся его речь столь депрессивна, и помимо всегда спящего премьер-министра мы наблюдаем еще немало сонных, вялых, мрачно сосредоточенных физиономий. А самый духоподъемный момент возникает, когда Путин заговаривает о противодействии коррупции, о правоохранителях, которые обязаны представлять декларации о доходах и расходах, о наличии недвижимости и активов, в том числе зарубежных, и камера надолго сосредоточивается на окаменевшем лице генпрокурора. И сиди гадай: что это было? То ли телеоператор в сговоре с Навальным, то ли собирательное руководство гостелеканалов, то ли ФСБ подает россиянам тайный знак, то ли сам Владимир Владимирович велел по-доброму подшутить над Чайкой. Эти кадры прямо на глазах становятся историческими, затмевая все, что уже сказал и еще скажет докладчик.

О прокурорах и предпринимателях, которых слуги закона в минувшем году если не посадили, то попрессовали, обобрали и отпустили, но ведь сколько раз уже с самых высоких трибун говорилось, что хватит кошмарить бизнес. О селянах, чьи успехи так радуют президента на фоне разнообразных санкций и антисанкций. Однако указанных селян Путин и раньше хвалил, только в эпоху принудительного импортозамещения и постоянно растущих цен похвалы эти едва ли уместны. Напротив, его требование изымать сельхозземли у недобросовестных владельцев вполне способно обрушить рынок, я уж не говорю о юридических основаниях новейшего раскулачивания и о неизбежных злоупотреблениях на местах. А предложение подумать о сокращении числа присяжных до пяти-семи человек навевает жутковатые мысли о "тройках" и о том, что в целях оптимизации судебных процессов в России скоро будет уничтожен единственный относительно независимый институт. Впрочем, эту свою заветную мысль Путин высказывал с некоторой осторожностью, признавая, что правозащитники с ним не согласны. Есть надежда, что он и сам не будет настаивать.

Вообще складывалось впечатление, что на сей раз президенту просто не о чем было говорить и он мучительно искал темы для выступления. Эрдоган с его террористами и скорбный Чайка, внимающий речам о коррупции, - этим, собственно, исчерпывалось послание. Больше нечего было слушать и нечего смотреть. Аннексировав Крым, он потерял Украину. Прихватив Донбасс, стал полноценным изгоем. Год прошел, действие национал-патриотической дури кончилось, "русский мир" сдулся, война в Сирии обернулась трагедиями и унижениями, в "антигитлеровскую коалицию" Россию не принимают - что тут людям скажешь?

Тогда он куражился вместе со своими элитами - и азарта в тротиловом эквиваленте, казалось, хватало чуть ли не на мировую войну. Сегодня отсель грозит он только турку, да и то на всякий случай предупреждает партнеров в Брюсселе и Вашингтоне, что мы не собираемся и не будем бряцать оружием. Они же привыкли к бряцанию и после инцидента на турецко-сирийской границе бог весть что могут подумать о его текущих замыслах и соответствующим образом откликнуться. Поэтому приходится посылать человечеству совсем другой сигнал. От изобретателя нашумевшей таблицы, человека мудрого и мирного. Наша сила, дескать, в единстве, в воинстве, в благодушной семейственности, умножающей прирост народа, и в естественном росте нашего внутреннего богатства и миролюбия. Воинство тонет в благодушии, но он и сам понимает, что верить на слово ему уже никогда не будут, а подкреплять удачно подсказанную цитату делами он не сумеет. Для него это задача невыполнимая.

Путь от Херсонеса и радиоактивного пепла до Аллаха и помидоров пройден за год, концепция резко поменялась, и публика в недоумении. Это вы куда нас привели, Владимир Владимирович? Однако речь окончена, свет потушен, Георгиевский зал пуст, и нет там никакого Владимира Владимировича.

Илья Мильштейн, 04.12.2015


новость Новости по теме