О том, что история России временно прекратила свое течение, думать тошно, и эта мысль в обычные дни скользит где-то на краю сознания. Обозреваешь текущие события, размышляя о них, и вроде все как у людей: кризисы, выборы, митинги, новости культуры, начальственная дурь. Но вдруг подступает круглая дата, безутешная по укоренившейся традиции, и тут упираешься лбом в стену. Стена непрошибаема.

Десять лет прошло с тех пор, как террористы захватили Театральный центр на Дубровке и были убиты при штурме, а точных, ясных, осознанных на государственном уровне сведений о случившемся до сих пор нет. И если спросить президента Путина о том, почему в Москве тогда погибло столько заложников, он опять, наверное, скажет про зарубежные террористические центры и сообщит, что Россия выстояла. А руководитель оперативного штаба герой РФ Проничев заговорит про блестящий штурм. Честнее многих генерал-лейтенант Овчинников, участвовавший в работе этого штаба. Он не уклоняется от общения с прессой и прямоотвечает на поставленный вопрос: "Я много знаю, но выносить на суд публичности свои знания не намерен. Может быть, через 15—20 лет".

Иными словами, генерал связан подпиской о неразглашении. Если он заговорит, то будет наказан, поскольку информация о событиях десятилетней давности "суду публичности" не подлежит. Это государственная тайна.

А почему, собственно? Речь ведь не идет о том, чтобы предавать гласности имена спецназовцев или подробности переговоров с Бараевым. Речь идет о том, что жизненно необходимо знать обществу для того, чтобы извлечь из трагедии необходимые уроки. Всему обществу, включая и генералов. Наконец, это очень важно для родственников тех заложников, которые погибли, как заявил однажды Путин, "не от газа".

От чего же они погибли? Согласитесь, этот вопрос через десять лет после победного завершения контртеррористической операции не выглядит ни надуманным, ни поспешным. Как и целый ряд других вопросов, которые родственники, правозащитники, журналисты задают молчаливым и раздраженным властям уже целую вечность, при полном почти равнодушии социума. Этих вопросов море.

Как вообще могло случиться, что банда Бараева легко проникла в Москву и в полной боевой экипировке явилась смотреть спектакль? Верны ли слухи о связях бараевского клана с ФСБ? Имелись у смертников взрывные устройства, а если да, то почему в течение нескольких часов, покуда шел газ, они не привели их в действие? Почему все потерявшие сознание чеченцы и чеченки были добиты контрольным выстрелом в голову? Какие сведения они могли огласить, если бы дожили до суда? И почему тайна антидота была скрыта от врачей, что стоило жизни десяткам заложников?

История не останавливается сама по себе. Ее останавливают политики, вбивая гвозди в маятник, чтобы избежать ответственности и вопросов, ответы на которые могли бы стоить им карьеры, а то и свободы. Оттого мы так мало знаем о второй чеченской войне, о взрывах домов, о рязанском несладком сахаре, о Беслане, о заказчиках убийств Анны Политковской, Александра Литвиненко и Сергея Магнитского. Имею в виду не зловещие слухи и явно клеветнические версии, но итоги официальных расследований. Без вранья и умолчаний, с явками и адресами. Что всегда предшествует общественному осмыслению событий, столь необходимому для того, чтобы страна могла двигаться вперед.

Десять лет спустя о теракте на Дубровке мы доподлинно не знаем почти ничего, кроме некоторых подробностей штурма и имен погибших зрителей, числом 130, среди них 10 детей. Еще мы знаем о том, что российские власти должны представить "удовлетворительное и убедительное объяснение причин смерти заложников и установить степень ответственности должностных лиц за их смерть". Эта новость пришла в июне из Страсбургского суда, где время от времени при помощи подобных вердиктов пытаются привести в движение глохнущий наш исторический механизм. Но часы бездвижны, и надо еще долго ждать и терпеть, чтобы когда-нибудь все-таки узнать так называемую правду. Запасы этого терпения в России практически безграничны.