Мне повезло наблюдать, как впервые публично отмечали в СССР День политзека. Было это 30 октября 1989 года, хотя возникла традиция еще в 74-м, в пермских лагерях среди тогдашних "политических" (может, кто-то полагает, что тогда их уже не было?). Вот что писал об этом позже Кронид Любарский:

"Политлагерь того времени был самым свободным местом в СССР. Арест и заключение вообще обладают огромным освобождающим воздействием: в твоих отношениях с государством наконец-то наступила полная ясность... Так вот: духовно освободившиеся люди немедленно повели себя в лагере так, как в другой части мира вели себя эмигранты, а сегодня на просторах СНГ ведут себя граждане, сбросившие узы тоталитаризма. Политзеки разбились на национальные землячества, почти не общавшиеся между собой. Российское землячество к тому же разделилось на множество групп ("от анархистов до монархистов"), также с подозрительностью относившихся друг к другу. Свобода порождает многообразие, но только что обретенное многообразие, "плюрализм" чреват раздробленностью, утратой чувства общности. Очень скоро стало видно, что рознь к тому же весьма искусно подогревается и насаждается лагерной администрацией... Созревала убежденность, что для преодоления внутрилагерных разногласий очень важно организовать и провести общую для всех акцию сопротивления, которая показала бы, что при всех наших различиях мы здесь противостоим единому противнику и готовы действовать совместно".

А в 89-м идея принадлежала "Мемориалу", Демсоюзу и прочим - "от анархистов до монархистов". Это, насколько помню, вообще была первая крупная акция в центре Москвы, а уж к зданию КГБ и близко никого не подпускали. Снежным вечером пугающий мрачный Большой дом на Лубянке оказался окружен сотнями мерцающих свечей: участники акции образовали вокруг него живую цепь, поминая жертв репрессий. До сих пор помню смятение и восторг, охватившие меня: власть теряла свою сакральную неприкосновенность.

Но сегодня любопытно и другое. Накануне акции встал вопрос: согласовывать ли ее с властями? Лев Пономарев пишет об этом: "Мои радикальные коллеги говорили: "Не будем предупреждать. Побьют так побьют". Я видел в этом огромную опасность, поскольку мы должны были звать несколько сотен человек, чтобы окружить здание КГБ. А если их побьют, арестуют? Ведь мы собирались не гражданское здание окружить, у чекистов немало всяких фобий в голове, вдруг они решат, что несколько сотен людей собрались штурмовать это здание? Реакция могла быть неожиданной, вплоть до стрельбы. Я пришел к Андрею Дмитриевичу и сказал, что проблему надо решать, но некоторые наши друзья возражают. Он сказал: "Надо предупредить".

Сахаров обратился к Крючкову (тогдашнему главе КГБ) с просьбой не применять силу. По всей вероятности, была достигнута некая договоренность о рамках поведения манифестантов, поскольку пришлось даже править вручную чересчур резкий текст напечатанных уже листовок. Акция прошла спокойно и красиво, вызвав широчайший резонанс.

А после нее часть людей отправилась маршем к Пушкинской площади. Возглавляла колонну Валерия Новодворская с еще "нелегальным" российским триколором в руках. На подступах к Пушке демонстрантов перехватил ОМОН, столкновения и аресты продолжались до позднего вечера. Все были удовлетворены...

В последующие два года все участники этого беспрецедентного действа - "от анархистов до монархистов" - не раз выходили на улицу, уже среди десятков и сотен тысяч людей. 30 октября 90-го на Лубянке при большом стечении народа и бывших заключенных был открыт памятник жертвам репрессий - знаменитый Соловецкий камень. В августе 91-го Крючков вместе с остальными руководителями ГКЧП отправился в тюрьму, а вскоре перестал существовать СССР. У Соловецкого камня теперь каждый октябрь целый день зачитывают имена жертв террора.