На момент начала боевых действий в Донбассе я жил в Донецке. Я работал журналистом, собкором национальных изданий, писал для местных газет к тому времени уже почти четырнадцать лет.

В 2014 году я использовал любую возможность, чтобы остаться в Донецке, чтобы не уезжать. Я стремился любыми способами обеспечить себе возможность продолжить работу на месте. Особенно в самом начале - это было время всеобщей паники, волны слухов. Точное изложение информации было для людей критически важным и жизненно необходимым. В тот момент миллионы людей для себя принимали решение, что им делать в этой ситуации. Уезжать с территории, охваченной конфликтом, или оставаться дома? Закрывать счета в банках, снимать все сбережения - либо нужно переждать и скоро все закончится? Если уезжать, то на сколько? Как надолго конфликт?

Люди искали для себя ответы на простые вопросы и не находили. Было очень мало достоверной проверенной информации. И если я своей работой мог им дать хоть немного какой-то основы для очень личных мыслей о своей дальнейшей судьбе, о своих родных и близких, то я считал себя обязанным это сделать. В этом я видел свой профессиональный и человеческий долг на тот момент.

Да, чтобы оставаться в Донецке и продолжать свою работу, мне приходилось выполнять правила, которые не я устанавливал. Но я на это шел для аудитории, которая меня слушала и читала. На тот момент это была аудитория газеты "Зеркало недели". Эту газету читают разные люди, в том числе те, кто принимал важные государственные решения и имел влияние на глобальные процессы. Я взвешивал каждое слово и искренне считал, что та информация, которую я предоставляю, может помочь скорейшему завершению конфликта и уменьшению числа его жертв.

Сказать, что мне было легче работать благодаря аккредитации "ДНР", было бы неправдой. За время работы в зоне конфликта меня задерживали обе стороны. Причем украинские правоохранительные органы задержали меня как раз за наличие аккредитации, выданной "ДНР". Это было под Славянском и закончилось не очень приятной, первой в моей жизни, поездкой в наручниках в багажнике в Изюм. А там уже разобрались, кто я такой, и отпустили.

Я не чувствую какой-то опасности в связи с тем, что сайт "Миротворец" опубликовал мои данные. Я чувствую омерзение. Многие люди, которые есть в этих списках и которых я знаю лично, рисковали собой, чтобы донести до остальных хоть немного правды о происходящем. В тот момент, когда этой правды почти не было и когда в ней нуждались больше всего. И сейчас слышать не только в свой адрес, но и в адрес моих коллег, к которым я отношусь с огромным уважением, обвинения в сотрудничестве с террористами лично для меня очень обидно. Я не могу ручаться за все четыре тысячи человек, присутствующих в списках. Но те, с кем мне приходилось работать тогда в Донецке, - это очень профессиональные люди, которые честно выполняли свой долг и уж точно не заслужили каких-то обвинений. Тем более что этими обвинениями бросаются люди, которые, я подозреваю, сами к линии соприкосновения не приближались никогда. Сидя в теплом уютном офисе, очень легко кого-то обвинять. Но выдвигать какие-либо претензии журналистам, работающим в зоне боевых действий, может только тот, кто сам там работал.

На самом деле для меня публикация списков журналистов - очень тревожный сигнал. Для себя я его трактую так: в украинском обществе есть группа людей, которая сама не хочет знать правду и заинтересована в том, чтобы ее не узнали остальные. Эти люди своим поступком нам сказали: не пытайтесь узнать сами и рассказать другим, что происходит на неподконтрольных территориях. Они считают это преступлением. Я же, со своей стороны, считаю преступлением не знать правду и мешать другим ее находить и публиковать.