В августе 2002 года это выглядело иначе, хотя градус горя, ненависти, боли был так же высок, да и конфликт был тот же самый. Имею в виду конфликт официального Грозного с официальной Москвой. Покойный ныне Ахмад Кадыров, тогда служивший главой временной администрации, практически объявлял войну расквартированным в республике российским войскам. Единственно возможным для Ахмада-хаджи способом: он объявлял траур и произносил подобающие слова.

Повод имелся такой. В ночь на 13 августа артиллеристы 70-го российского полка обстреляли Шали. Три снаряда разнесли дома на Школьной улице. Погибли две девочки, позже в больнице скончалась их мать. Еще восемь человек получили ранения. Спецкомиссия, созданная на следующий день, сообщила, что виновные уже найдены, против них начато следствие. Следователи указывали на ошибку артиллериста-наводчика. Военные заявляли, что армия целила в боевиков. Кадыров отметал все эти объяснения, высказывая уверенность, что виновные в гибели мирных жителей понесут суровое и неотвратимое наказание. А вслед за этим он велел на три дня приспустить флаги по всей Чечне. Не скрывая демонстративной враждебности этой акции по отношению к армии РФ.

Конечно, ясно было, что Ахмад-хаджи готовился к президентским выборам. Но не только это. Очевидно было также, что голосом путинского ставленника говорили в тот миг все чеченцы, бесконечно уставшие от каждодневной будановщины в своем доме. И когда бывший муфтий, напрямую обращаясь к главнокомандующему, срывался в крик: "Сегодня мы подошли к последней черте, дальше терпеть такое нельзя!" – его патрон в Кремле, должно быть, поеживался и подбирал слова для основательной беседы с министром обороны.

Ахмад-хаджи тогда казался им обоим незаменимым. Поэтому ему дозволялось неслыханное: государственный траур в Чечне. По жертвам государственных преступлений России.

Ему вообще дозволялось многое. Скандалы во время процесса над полковником Будановым, когда суд начинал склоняться в сторону оправдательную. Жесткие разборки с тем же министром обороны и генералами, воюющими в Чечне: их вспыльчивый экс-муфтий обвинял в намеренном затягивании бойни, а порой, не подумав о собственной судьбе, призывал уйти из Чечни. Поскольку "освободители" достали всех – и мирных жителей, и немирных, и тех, кто навеки связал свою судьбу с Россией и намеревался управлять Чечней в этой связи...

Вчерашнее заявление Госсовета ЧР, посвященное оправданию капитана Ульмана и его подельников, – из того же ряда, причем количество протестующих погуще и звучат их сокрушенные речи подольше, чем три без малого года назад. Кадыров тогда довольно быстро забыл про Шали и про свой траур.

Серьезные волнения по поводу дела Ульмана начались еще неделю назад, за день до вынесения позорного вердикта. Сразу после него возмутилась вся Чечня: митинги протеста прошли во всех 14 районных центрах, причем стояла на площадях в основном молодежь – грозный признак. Пять дней назад с кадыровским пафосом и гневом, выступил Алу Алханов: "Бесспорные преступники признаны невиновными уже во второй раз!" А теперь официальный протест выразил и Госсовет. Текст заявления предельно жесткий. "Права граждан Чеченской Республики должны были быть защищены двумя конституциями, и в первую очередь обеспечено право на жизнь. Это право зачастую попирается, и нередко по вине представителей федеральных сил типа будановых, ульманов и прочих".

Разумеется, есть граница, за которой официальный чеченский гнев, разбившись о стену, стихает, обращаясь в стон и плач. Стена эта – кремлевская, за ней сидит человек, не виновный ни в чем по определению. Тут начинается политика и кончается гражданское мужество. Но эти волны, с каждым разом поднимаясь все выше, добираются уже до неназванных "федеральных сил", что выглядит покруче простых разборок с армией. А на уровне неофициальном в Чечне уже ничего и никому объяснять не надо. Родня убитых спецназом ГРУ, подобно родителям Эльзы Кунгаевой, эмигрирует из Чечни. Во всяком случае из той, что находится в составе России.

Складывается удивительный парадокс. Пока идет война, в грохоте бомб и огнеметов протестов почти не слышно – мертвые не протестуют, а еще живые молчат как мертвые. Но едва стихает война, едва отступает ужас, едва начинается "строительство мирной жизни" – выжившие обретают голос, и слова проклятия в нем – далеко не самые страшные слова.

Выжившие требуют наказать убийц. А их нельзя наказать, поскольку тогда армия не сможет воевать и придется выводить армию. Но армию нельзя выводить, потому что тогда вернутся боевики. Но ее нельзя и оставлять – она убивает.

Заколдованный круг, в котором шестой год без перерыва мечутся все будановы, ульманы, присяжные заседатели, чеченские талейраны, российские генералы. И только один человек, не виновный ни в чем, сидит себе на троне, без интереса вслушиваясь в разноречивые крики и мольбы. Да он почти ничего и не слышит. От мертвого осла уши – плохой слуховой аппарат.