Дерзкий захват приемной президента группой активистов Национал-большевистской партии вновь ярко высветил весьма актуальную для российских демократов и правозащитников задачу: надо подвести какой-то итог идущим среди них с некоторых пор яростным спорам об отношении к "партии Лимонова". Пора, что называется, определяться.

Если говорить только о находящихся сейчас в тюрьме участниках московской акции, то здесь мы имеем дело с кристально чистым правозащитным случаем. НБП прекрасно освоила используемый многими протестными движениями во всем мире метод эффектных акций гражданского неповиновения для привлечения внимания общества к той или иной проблеме и оказания давления на власть. Это вполне оправданное средство политической борьбы. Оно связано с определенными правонарушениями, и в приличных государствах за это задерживают, штрафуют, иногда сажают на неделю-другую, но не избивают офисной мебелью (с последующим издевательским предъявлением обвинения в ее порче) и тем более не "шьют" статью о насильственном захвате власти.

Подвергшиеся всем этим прелестям активисты НБП являются объектом неприкрытого государственного произвола и откровенно политических репрессий. И долг любого правозащитника – оказывать им всемерную юридическую и информационную поддержку, разоблачать действия властей, протестовать против них и добиваться судебного преследования должностных лиц, эти действия совершивших. Причем совершенно независимо от того, как мы относимся к взглядам и идеям нацболов. Кто утверждает обратное, тот предает принципы свободы, демократии и прав человека.

Вообще люди, сознательно подставляющие себя под дубинки и вполне реальные тюремные срока только ради того, чтобы лишний раз показать всем власть без маски, вызывают самое меньшее человеческую симпатию (сколько бы обыватель ни прятался за рассуждения о том, что политическая борьба – это всегда прагматический расчет, пиар и технологии). Но сегодня применительно к НБП речь идет о большем. Список претензий, предъявленный в ходе акции НБП путинскому режиму, почти ортодоксально демократический. Лишь три пункта из десяти могут вызвать у демократа определенные сомнения. Причем именно сомнения, а не однозначное отторжение.

Это не первая радикально-демократическая программа, сформулированная НБП. Такая линия красной нитью проходит через ее партийные документы как минимум полтора года. Более того, НБП первая выдвинула предложение о создании широкого фронта оппозиционных сил самой разной идеологической направленности для защиты демократических завоеваний от наступающего на них авторитарного режима. И это сделала партия, которая, как пишет председатель ее питерского отделения Андрей Дмитриев, изначально воспринималась демократической общественностью в качестве гибрида ВКП(б) Нины Андреевой и РНЕ Баркашова! Перефразируя слова члена ЦК НБП Анатолия Тишина о том, что надо научиться пинать ногой двери в кабинеты чиновников, можно сказать: к ужасу многих добропорядочных либералов, партия Лимонова сегодня ногой открывает дверь в российское демократическое движение.

Действительно, инициативы нацболов вызвали в либеральной среде, мягко говоря, неоднозначную реакцию. Известный правозащитник Борис Пустынцев возмущается готовностью к контактам с НБП, продемонстрированной питерским "яблочником" Максимом Резником: мол, как можно вступать в союз с теми, кто недавно кричал "Сталин, Берия, ГУЛАГ!" - у них этот лозунг на лбу каленым железом выжжен.

Мне довелось выступать в эфире питерской радиостанции "Открытый город" вместе с уже упоминавшимся мною Андреем Дмитриевым. Могу засвидетельствовать под любой присягой: у него этот лозунг на лбу не выжжен. Но давайте рассмотрим вопрос серьезно.

НБП создавалась тогда, когда правящая бюрократия, сделавшая ставку на праволиберальные экономические теории в целях конвертации своей власти в собственность, еще вовсю использовала либерально-демократическую риторику. И потому понятно, что идеология либерализма, ставшая на время как бы официозом, у многих ассоциировалась с уже рожденными формирующейся системой криминально-олигархического капитализма новыми "свинцовыми мерзостями жизни". А отсюда понятно, что у только-только вступавших в жизнь молодых людей, остро чувствовавших несправедливость, ложь, фальшь, подлость новой системы, протест против нее зачастую начинался с отрицания "либеральных ценностей".

Новая организация провозгласила себя самой радикальной, самой внесистемной, самой "нонконформистской" оппозицией. Заявив претензию на выработку принципиально новой идеологии, партия составила ее торопливо, наспех, из материала, оказавшегося под рукой. Таким материалом оказались фрагменты старых идеологий, подобранных по принципу максимального "антилиберализма". И формы выражения выбирались по принципу максимальной эпатажности, оскорбительности для преобладавших общественных вкусов. Отсюда и шокирующая демократов символика, и пресловутая "гулаговская" кричалка.

Наиболее радикальными оппонентами либерализма в XX веке были анархизм, большевизм и фашизм. Они и составили "три источника, три составные части" идеологии ранней НБП. Да, и фашизм тоже. И забывать об этом, уходить от этого момента сейчас было бы столь же неверно, сколь опрометчиво было "назначать" нацболов фашистами тогда. А было это очень опрометчиво. Потому что мир идей не подчиняется примитивным законам арифметики. Идеология НБП изначально не была равна простой сумме составивших ее слагаемых. Да, у ранней НБП доминировали тоталитарные обертоны. Но в основе ее идеологии лежали разнородные, во многом противоположные друг другу элементы (их всех объединяло лишь неприятие буржуазно-либеральной системы). А это значит, что в ней изначально была заложена пружина, которая должна была заставить ее меняться в каком-то направлении. И только практика могла выявить, что у нацболов глубоко, серьезно, а что – не более чем сиюминутный эпатаж.

Жизнь довольно скоро дала ответ на этот вопрос. Сочетать бунтарский нонконформизм и консервативно-охранительные начала, стремление разрушить несправедливый, унижающий человека строй и намерение загнать всех пинками в некий "новый порядок" оказалось возможным лишь в сравнительно короткий период позднеельцинского маразма. Но вот карикатурный, рыхлый, бестолковый и в целом благодушный ельцинский бонапартизм закономерно перерос во все более отвердевающую путинскую реставрацию. Либеральную риторику сменила более подходящая формирующемуся авторитарному режиму имперско-государственническая. В изменившейся ситуации НБП естественным образом эволюционировала "влево", пишет в партийной газете Андрей Дмитриев. И вряд ли случайность, что из партии ушел ее второй "отец-основатель" – философ Александр Дугин, олицетворявший консервативную, имперско-тоталитарную, "правую" тенденцию в НБП. Как пишет Дмитрий Ольшанский, "вскорости отправился в собственном направлении – восхвалять Селезнева, Путина, Назарбаева..." А Эдуард Лимонов написал в Лефортовской тюрьме статью "Очнуться и бороться вместе за политические свободы, которые мы потеряли".

Мне эта по-настоящему концептуальная статья представляется очень важной вехой в политической биографии НБП. Между тем она не была по достоинству оценена демократической общественностью. Большая часть демократов ее просто не заметила, а большинство заметивших отмахивались, рассуждая примерно так: новые лозунги НБП – временный тактический маневр, конечные цели ее остаются тоталитарными, они за свободу только пока не у власти, они хотят использовать наши ресурсы, но при первом своем успехе попытаются с нами разделаться. А сами нацболы как будто специально подначивали демократов, без стеснения рассуждая в "Лимонке" о том, что конечная цель у них все равно своя особая и совместная с демократами борьба за общедемократические требования для них не более чем промежуточный этап на пути к этой цели.

Наконец "Лимонка", как бы обобщая эти рассуждения, обнародовала четкую и логичную концепцию объединенного оппозиционного ("народного") фронта разнонаправленных, имеющих совершенно различные "общественные проекты" сил с целью обеспечить всем среду для "цивилизованной политической конкуренции". И вот тут стало ясно, что принципы функционирования и сам дух западной политической модели нацболы понимают лучше тех, кого сами они несколько свысока именуют "прозападными либералами" (так же, как и в политическом пространстве они ориентируются лучше наших либералов, до сих пор не знающих, что в европейской системе координат свобода и права человека находятся "слева", а не "справа"). Потому что, во-первых, в так называемой евроатлантической политической культуре тактические союзы движений, имеющих различные долгосрочные программы, – вещь совершенно нормальная и естественная. А во-вторых, "создание среды для цивилизованной политической конкуренции" уже само по себе является программой, причем не краткосрочной (свалили вместе путинский режим - и сразу набросились друг на друга), а как минимум среднесрочной, да еще и полностью совпадающей в этой части с устремлениями демократов. Но и это еще не все. Сегодня НБП делает упор на то, что для союза перед лицом общей угрозы совершенно не обязательно иметь общую мировоззренческую основу, "систему базовых ценностей".

Однако вернемся к тюремной статье Лимонова, к тому в ней, что не заметил практически никто. В этой статье он, насколько мне известно, первым назвал путинский режим не просто авторитарным (так нынешнюю российскую власть сейчас только ленивый не называет) а "патерналистским" - и объяснил почему. Показав, как в окружении Ельцина выдвинувшиеся на волне демократической революции яркие общественные деятели постепенно заменялись безликими чиновниками и "в конце концов закономерно нами стал править офицер В.В. Путин, никогда доселе не замеченный в политике", Лимонов пишет:
"Но самое неприятное в режиме Путина даже не олигархи и удручающее влияние прокуратуры и ФСБ на политику России и жизнь россиян. Самое удручающее то, что В.В. Путин правит и намеревается править без участия политических партий и без гражданского общества. Он наследовал авторитарному правителю Ельцину и создает патерналистское государство. В этом государстве все мы - и патриоты, и демократы, и либералы, и националисты - все лишние... Созданный патерналистским государством искусственно политический пейзаж России - это фальшивый пейзаж спектакля, где чиновники-актеры играют роли активистов политических партий".

Итак, свидетельством патерналистского характера путинского государства является, по Лимонову, "создание фальшивой политики, нагло заместившей, а перед этим "замочившей в сортире" реальную политику, реальные политические партии, нас с вами (только что народившуюся политическую жизнь России!)".

Отношения между властью и обществом в патерналистском государстве – это даже не отношения главы большой патриархальной семьи со своими домочадцами. Это отношения между пастухом и стадом. По идее пастух должен заботиться о своем стаде, как рачительный хозяин заботится о своем имуществе. Только своему имуществу он в этом "ответ держать не должен" (статья петровских законов о самодержце). Первой исторической формой патерналистского государства была восточная деспотия. Потом было много других форм. Но для всех была характерна одна черта, очень точно подмеченная и выделенная Лимоновым: в патерналистском государстве не может быть публичной политики. Потому что публичная политика – это выражение формирующихся "снизу" чаяний и устремлений различных групп общества. А в патерналистском государстве существует единственный источник политической воли, идущей исключительно "сверху". Власть тут – единственное активное начало.

Патерналистский режим возвращался к нам постепенно, через так называемую "управляемую демократию". Сначала – массированные манипуляции общественным сознанием за счет гигантских денежных средств, вкачанных в избирательную кампанию 96-го года. Затем – все более активное использование "административного ресурса" на выборах, перекрытие кислорода независимым СМИ при помощи "хозяйствующих субъектов". Затем – избирательное использование законов по принципу целесообразности (как сказал ближайший сподвижник Николая I граф Бенкендорф, "законы пишутся для подчиненных, а не для начальства"). Наконец, когда политическая и информационная площадка оказалась в достаточной степени "зачищена" и главные игроки были либо приручены, либо вытеснены на периферию, началась реакция в законодательстве с целью окончательно закрепить полный контроль бюрократии над общественной жизнью (новые правила относительно референдумов, выборов, партий и т.д.).

Отказ сначала "Единой России", а затем и кандидата в президенты Путина от прямых теледебатов показал: несмотря на сохранение некоторых декораций, имитирующих демократические процедуры, патерналистский режим вполне сложился. Он еще может милостиво позволять своим подданным дискутировать между собой, но сам он в дискуссию с ними не вступает. Суть этого процесса лидер НБП почувствовал раньше, острее и глубже очень многих. Почему? Возможно, в силу своего тюремного опыта. Дмитрий Ольшанский пишет: "Ощущение безнадежной, неповоротливой, жестокой России навалилось на него – он понял, что стране нашей нужен никакой не "Берия-Гулаг" и вовсе не очередной рывок к диктатуре (левой ли, правой, не так важно), но элементарное смягчение правил игры в государство. В тюрьме господство безликого и самодостаточного этатизма, тупой, напоминающей сцены из "Мелкого беса" силовой машины управления стало для него не только идеологической очевидностью, но и личным переживанием".

И вот, выйдя из тюрьмы, Лимонов направляет весь свой обличительный пафос против "русского адата" – многовековой традиции деспотизма и крепостничества, чудовищных отношений между вышестоящими и нижестоящими, холуйства, хамства, подавления человеческой личности и унижения человеческого достоинства. "Тот же Никита Михалков, с наслаждением избивающий молодого овощекидателя, которого услужливо держит охрана, – это зрелище даже не гнусное. Оно какое-то фатально архетипическое для России. "Русский адат", как говорит Лимонов. Хозяева и вредные людишки". (Ольшанский.) Все это и составляет основу патерналистской системы, все это и является той "почвой", к которой так прикипели все наши правые, от "как бы цивилизованных", "с человеческим лицом" новых консерваторов до оголтелых черносотенцев.

И когда сегодня в многочисленных интервью Лимонов говорит, что партия стала более "левой", более "красной", это совершенно логично идеологически и политически. Идеологическое оружие, "заточенное" под антилиберализм (а только такая направленность, как уже говорилось, могла поддерживать единство триады "источников и составных частей" идеологии НБП) было перенаправлено против авторитаризма и патернализма. А это значит, что некоторые элементы оказывались явно лишними. Теперь всесильной политической полиции и концлагерям просто не могло остаться места в общественном идеале нацболов. Картину будущего, нарисованную Лимоновым в книге "Другая Россия", либералы могут считать утопией, как они считают утопичными анархистский и коммунистический "проекты", но она определенно не тоталитарна.

Зато при новой идеологической конфигурации открывалась возможность для освоения идеологией НБП новых для нее принципов и ценностей. А потому осмелюсь утверждать, что сегодняшние демократические и правозащитные лозунги и требования нацболов – это не вывеска, искусственно пристегнутая для маскировки истинных намерений и не имеющая никаких корней в мировоззрении. Эти лозунги и требования органично вырастают из общей антипатерналистской устремленности всей идеологической конструкции партии.

Сам же антипатернализм безусловно следует отнести к основным принципам партийной идеологии, придающим определенную направленность остальным ее элементам. Сводить это все к конъюнктурным тактическим маневрам просто по-обывательски пошло. Так же, как и полагать, что партия послушно последовала за своим лидером в силу своего "тоталитарно-вождистского характера".

Антипатернализм НБП не конъюнктурен и не поверхностен. Он выработан в результате естественного внутреннего развития во взаимодействии с окружающим миром. Он выстрадан. И это та самая "базовая ценность", которая оказывается общей для НБП и демократов.

Разумеется, идя своим особым путем, НБП будет вырабатывать собственный вариант "демократичности", отличный от либерального. А разве либералы имеют монополию на интерпретацию "демократических ценностей"? Да, нацболы никогда не станут похожими на либералов. Они другие. Да, они мыслят отнюдь не категориями приоритета прав человека над интересами государства. По-прежнему говорят о "завоевании и удержании жизненного пространства для русской нации". Но такая установка вдруг оказывается совместима с радикальной антивоенной позицией.

С тех пор как Эдуард Лимонов пересмотрел свое отношение к войне в Чечне, он выступает против нее намного последовательнее, чем три четверти либеральных критиков чеченской политики Путина. Выходит, и империалист, если у него достаточно честности и мужества, может сказать: "Довольно! Этот пропитанный кровью клочок земли никогда не прирастет к нашему жизненному пространству. Хватит мучить. Отпустите". "Для нас как националистов священно право любой нации следовать своим естественным влечениям", – пишут о чеченской войне нацболы Саратова. И этот подход несомненно демократичен. Не либерален, но именно демократичен. И столь ли важно тогда, что демократы и нацболы расходятся в философской интерпретации понятия нации?

Либералов особенно шокирует то, что идеология НБП допускает применение в определенных ситуациях "революционного насилия". А собственно, почему? Утверждать, что это несовместимо с демократическими принципами, может лишь тот, кто верит, что французы нашли свою "Декларацию прав человека и гражданина" в капусте, а американцам их "Декларацию независимости" принес аист. Мы только что видели: важнее всего то конкретное содержание, которым наполняются те или иные абстрактные установки. И позволю себе смелое предположение: на антипатерналистской основе не уживутся ни желание пересажать своих оппонентов, ни мечты железом и кровью восстановить "великую евразийскую империю". А я верю в антипатернализм НБП.