Столичная комиссия по монументальному искусству решала вопрос недолго и без дискуссий: в Москве должен стоять памятник академику Сахарову. Собственно, и решать было нечего - принципиальное согласие увековечить память Андрея Дмитриевича президиум московского горсовета дал еще 17 декабря 1990 года, в первую годовщину смерти. Что мешало все это время столичным властям сдержать свое обещание – можно лишь гадать. Скорее всего, у Зураба Константиновича просто руки не доходили. Тогда, пожалуй, оно и к лучшему. Остается надеяться, что и сегодня не дойдут.

Впрочем, сегодня, как известно, с установкой памятника вообще возникли проблемы – и нравственные, и личные, и политические. В обществе нет почти никакого интереса к идеям великого правозащитника, как нет интереса ни к кому и ни к чему – социум дремлет. У власти тоже явно иные заботы, оттого, видимо, она и собирает комиссию вместо средств на памятник, запамятовав, что вопрос решен еще в прошлом тысячелетии. Наконец, резко против этой монументальной акции против выступает Елена Боннэр. И с ее аргументами нельзя не считаться.

Вдова академика полагает, что сейчас не время для помпезных мероприятий в честь Андрея Дмитриевича. Говоря проще, эпоха не та. Памятник Сахарову нельзя ставить при Путине. По ее мнению, решение, принятое в начале 90-х годов, было оправдано отношением к памяти Сахарова в общенародном сознании, да и власть в стране была совсем другая. Она не убивала в Чечне, не вставала при звуках сталинского гимна, не судила экологов по шпионским статьям и не боролась со свободой слова. Из рук тех вождей, довольно искренне стремившихся вывести Россию на демократический путь, можно было принять такой подарок. А с нынешней властью в лице президента и московского мэра гражданка России Е.Г. Боннэр не желает иметь ничего общего, и никаких памятников ей от этой власти не нужно. Пусть она ставит памятники своим гэбэшникам – это будет по меньшей мере честней.

Так, не слишком отдаляясь от текста, можно пересказать недавние заявления вдовы Сахарова. И так же, как она, думают многие диссиденты минувших и нынешних времен – тот узкий круг, который четыре с лишним десятилетия представлял у нас общественное мнение. Собственно, оттого и нет у нас общества, что этих людей перестали слушать. Как не слушали бы сегодня и самого Андрея Дмитриевича, будь он жив. Призыв Елены Боннэр не ставить памятник Сахарову и не собирать на него пожертвования – акт глубокого личного презрения к путинскому режиму. Чувство это понятное и нравственно точное.

Однако кое в чем Елене Георгиевне можно и возразить. Заметить, например, что Россия всегда была далека от идей Андрея Сахарова и время, когда наш народ, не говоря уж о политических элитах, приблизится к их осознанию, как и к пониманию личности опального академика, представляется бесконечно далеким. Хуже того: от гуманистических принципов поведения в политике сегодня отказывается и самая либеральная в мире держава – США. Отказ от правозащитных убеждений, разочарование в них, попирание их – процесс почти всеобщий. Неуважение к законам, в том числе международным, – эксклюзивная наша болезнь – стала чумой планетарного масштаба. И если так пойдет дальше, то мало в мире останется государств, где дозволено было бы ставить памятники приличным людям. Перспектива нерадостная.

Оттого у меня лично решение московской комиссии не вызывает чувства протеста. В конце концов, не так уж важно, "при ком" был сооружен монумент, и никто никогда всерьез об этом не задумывается. К тому же просто хотелось бы, чтобы в родном городе стоял памятник великому человеку, исполненный таланта, достоинства, благородства. Желательно в центре города, возле правительственной трассы. И чтобы новые наши избранники, проносясь мимо него в двадцати джипах и членовозах, изредка выглядывали бы в окно и замечали свежие цветы у подножия. Это полезно в воспитательных целях, хотя и бессмысленно на первый взгляд. Но ведь крот истории роет незаметно, как любил повторять Андрей Дмитриевич, и кто их знает, какими они будут – грядущие наши вожди.