Комментарий

Гендиректор НТВ, по-видимому, говорит правду: скорее всего он запретил показывать телесюжет о бестселлере Елены Трегубовой без всякого указания на то из высших сфер. Застенчивый Николай Юрьевич, надо полагать, сам сознает свою неподготовленность к занимаемой должности и потому не очень склонен публично высказываться на телевизионные темы. Но понять, что на контролируемом государством канале неуместно обсуждать книгу, откровенно живописующую кремлевские нравы, - для этого вовсе не обязательно быть телевизионным профессионалом. Эта мудрость доступна специалисту практически в любой области, хотя бы пульмонологу или проктологу. В конце концов, должен ведь г-н Сенкевич хоть что-то делать на своем высоком посту. А тут и подвернулся вопрос, в котором он вполне компетентен. Как говорил один советский киногерой, "я для того сюда и поставлен, чтобы блюсти государственные интересы".

В феврале этого года, когда Сенкевич был "поставлен" на НТВ, ведущие сотрудники канала публично возмущались тем, что хозяева с ними не посоветовались. Леонид Парфенов со своей программой "Намедни" даже демонстративно покинул эфир. Но время - лучший целитель душевных ран. Уже в мае г-н Парфенов как ни в чем не бывало вернулся на НТВ. А в его комментарии к воскресным событиям сквозит примиренность с судьбой: "Я подчинился. У меня нет собственного канала, у меня есть только программа "Намедни", а она выходит на канале НТВ, которым руководит Николай Сенкевич". В общем, "садитесь пока".

Дословно

Алексей Волин

(О решении гендиректора НТВ Николая Сенкевича снять с эфира сюжет о книге Елены Трегубовой "Байки кремлевского диггера")

Качество канала НТВ серьезно пострадало от запрета на показ сюжета о книге Елены Трегубовой "Байки кремлевского диггера"... Каждый из руководителей СМИ волен выражать свою любовь к власти в том виде, какой ему наиболее доступен. До сих пор компания НТВ пыталась демонстрировать определенную независимость, что позитивно сказывалось на ее рейтингах. К сожалению, все меняется не в лучшую сторону... Произведение Трегубовой "пошлым и словоблудским" (определение Сенкевича. - Грани.Ру) я не считаю. Это не означает, что оно свободно от каких-либо других претензий, но по крайней мере эти термины вряд ли к нему применимы... Фильтр качества, который выставляет Леонид Парфенов, для меня априори является достаточным для того, чтобы в эфир "Намедни" не попадали пошлые, словоблудские произведения... Мне кажется, причина запрета заключалась не в пошлости и словоблудии, а в чем-то другом, более существенном.

"Эхо Москвы", 17.11.2003

Елена Трегубова

(О запрете на показ сюжета о книге "Байки кремлевского диггера" на канале НТВ)

Как смешно сказал один мой друг, литературный критик, теперь мое имя находится за рамками русских словарей. За несколько дней до сегодняшних событий мне пересказывали реакцию министра печати Лесина, который прочел мою книгу. Он сказал: "Надеюсь, Трегубова отдает себе отчет, что она себе выписала волчий билет".

На самом деле книга стала бестселлером, и Парфенов, как профессионал, не мог обойти это вниманием. Меня приятно удивила его смелость, и я с уважением отношусь к выбору Лени, который сказал мне, что заявил своему руководству, что не собирается их покрывать и придумывать, что за несколько минут до эфира пролил Pepsi на кассету. Я уважаю его честную позицию.

Непрофессионализм же цензоров меня удивляет. Я подозреваю, что у меня в Кремле осталась пара тайных, но горячих поклонников, которые таким образом организовали рекламную кампанию моей книги. Я очень сомневаюсь, что Сенкевич сам принял решение о запрете сюжета. Что касается его объяснений, то я уверена, что по части вкуса и чутья на пошлость телезрители больше доверяют Парфенову, известному своим подчеркнутым эстетством, чем безвестному Сенкевичу. Тем, кто читал книжку, не надо ничего объяснять, а для тех, кто не читал, я могу сказать, что с комплиментами по поводу книги мне звонили многие уважаемые люди, например, президент РГГУ Юрий Афанасьев и Егор Яковлев, создатель "Общей газеты". Они говорили спасибо за то, что книжка получилась такой чистой, за то, что даже отрицательные кремлевские персонажи описаны так, что меня нельзя упрекнуть в том, что я опустилась до их уровня.

Я думаю, что еще одним поводом запретить сюжет было то, что я много говорила в интервью о роли Бориса Николаевича Ельцина в установлении свободы СМИ, о том, что Ельцин выбил форточку в помещении, где было нечем дышать, а Путин теперь ее заложил бетонной кладкой. Я думаю, это повлияло. Известно, что был введен негласный запрет от Кремля упоминать Ельцина в контексте гражданских свобод. В частности, известен скандал, произошедший после того, как Немцов съездил к Ельцину, а потом, по наивности своей, рассказал агентствам, что тот возмущался притеснением СМИ и положением со свободой слова. Это сообщение было снято из агентства Интерфакс через несколько минут после того, как оно там появилось, по прямому указанию из Кремля. После этого ввели фактический запрет на упоминание имени Ельцина в любом актуальном политическом контексте. Я думаю, это был второй мотив.

Грани.Ру,16.11.2003

Елена Трегубова

Фарш невозможно провернуть назад. Книга уже вышла. Ее читают. В интервью Парфенову я говорила о Ельцине, о котором нынешняя власть не любит вспоминать, о цензуре, которая царит в Кремле. Непрофессионально и глупо запрещать сюжет, это же, напротив, привлечет еще большее внимание к книге. А на месте Кремля я бы вместо того, чтобы запрещать даже упоминать о моей книге в эфире центральных телеканалов, просто бы не обращала на нее внимания. Но там почему-то решили наоборот. И сами создают вокруг книги дополнительный ажиотаж.

'Коммерсант', 17.11.2003

Леонид Парфенов

(О запрете выхода в эфир сюжета про книгу Трегубовой)

Сенкевич зашел ко мне в кабинет, было видно, что он очень взвинчен. В абсолютно категорической форме Сенкевич запретил показывать сюжет о книге Трегубовой. Свое решение он объяснил "политическими, этическими и какими угодно другими соображениями". Что такое абсолютно категорический запрет, я хорошо понимаю. У нас был очень долгий разговор. Я считаю, что повод для рассказа о книге в "Намедни" вполне уважительный: книга раскупается и вызвала большой ажиотаж. Хотя я понимаю, что далеко не все в ней однозначно. Я с мнением о запрете сюжета не согласился, о чем господин Сенкевич знает. Но я подчинился. У меня нет собственного канала, у меня есть только программа "Намедни", а она выходит на канале НТВ, которым руководит Николай Сенкевич.

'Коммерсант', 17.11.2003

Леонид Парфенов

(О своем уходе в отпуск)

Я просто устал уже находиться в состоянии гадания, каких-то предложений вроде поста заместителя гендиректора. Cейчас я больше не могу делать "Намедни". Я не могу работать в кадре. В той ситуации, которая сейчас сложилась на НТВ, я могу заниматься работой внутренней, технической, кого-то готовить к эфиру. Я не могу в состоянии, которое царит в этих коридорах, работать в эфире. Это нерабочее состояние. Как я могу уйти, бросить ребят с новым проектом "Страна и мир"? Я им должен помогать. Я должен доделать "Российскую империю", осталось четыре серии. У меня есть ряд обязательств перед компанией.
Я очень признателен господину Миллеру: он объяснил, что ситуация на НТВ не случайность и ничего не будет изменено. Я сам сказал, что все происходящее сейчас на НТВ в связи с новыми кадровыми назначениями – это путь к разрушению канала. И участвовать в этом я не хочу. Мне каждый час звонят с какими-то новыми версиями, я из-за этого даже сменил мобильный телефон. Ну сняли Йордана, но ведь совершенно ничего не подготовили для того, чтобы компания дальше нормально работала. Эфиром никто не "рулит", в настоящий момент вообще непонятно, кто руководит телекомпанией. У Рафа (Акопова – первый заместитель гендиректора НТВ. – Ред.) отобрали право финансовой подписи. Пока это право было, я успел все подписать по проекту "Страна и мир", а что дальше будет? Не знаю. А пользоваться тем, что эти люди сейчас подмахнут мне все, что я принесу, радуясь только тому, что я вообще к ним зашел, как-то не хочется.
Позади остается огромный кусок – 10 лет на НТВ и 17 лет в этом здании в "Останкино". В любом случае это будет какой-то другой период. Я хочу просто прийти в себя и понять, чего я хочу. Может, вообще не нужно делать такие передачи, как "Намедни"? Может, в стране нет условий для существования либерального канала? Я должен посмотреть на это со стороны и подумать. Есть масса неприемлемых для меня вещей. Есть вещи, для которых я неприемлем. Думаю, что для работы в информации государственных каналов я точно не гожусь. До 70% оглашаемых претензий в адрес Бориса Йордана касались "Намедни". Но я понимаю, что для этих каналов я могу сгодиться и в каком-то другом качестве.
(После отставки Йордана. - Ред.)Я ждал назначения на НТВ знаковой фигуры, с которой можно было бы обсуждать, каким будет курс нашей телекомпании. То, что какая-то коррекция после Йордана последует, я понимал, но хотел понимать какая. Я работал с Малашенко, с Добродеевым, с Киселевым. Всегда было обсуждение, понимание темы. Я по-прежнему не вижу натюрморта, как Сенкевич сядет между Добродеевым и Эрнстом и как он в качестве руководителя федерального канала будет общаться с министром печати Лесиным.

'Коммерсант', 7.02.2003

Леонид Парфенов

О выражении недоверия новому менеджменту НТВ

Правление телеканала является рабочим органом, а не юридическим, туда входит программный директор, главный продюсер, главный редактор, финансовый директор, директор по развитию, по персоналу, - руководители всех служб и два ведущих без должностей - это я и Савик Шустер, Татьяна Миткова входит туда как главный редактор. С нами до этого времени говорили порознь, а теперь мы вместе это обсудили. Было полное недоумение, в особенности, назначением Алексея Земского, которого мы многие знаем хорошо – он просто абсолютно не из этой сферы. Как может быть замом по вещанию, а это значит, прежде всего, по информации, поскольку собственно вещание НТВ – это, прежде всего, информация, - человек, который директор Александра Файфмана, еще каких-то проектов, программ разных – развлекательных, познавательных, концертов, еще чего-то? Но к информации не имеющий никакого вообще отношения, и никогда не имевший. Это какая-то очевидная, вопиющая некомпетентность. Как хотите, - абсурд, странность, ошибка, - не знаю, что. Мне кажется, что это ошибка. Понимаете, какая штука, - первый зам. по вещанию должен руководить Митковой, главным редактором.
Некоторые говорят, что видят в этом руку Первого канала. Эрнста, Файфмана, - я думаю, что это от того, что господин Сенкевич просто людей не знает, но почему-то не советуется по поводу людей. Он со мной полвечера в субботу проговорил о том, как нужно вместе сотрудничать, а потом приводит человека, с которым мне, прежде всего, сотрудничать. Просто вот с порога.
До сих пор было все настолько непредсказуемо, что предсказывать что-то на будущее я никак не берусь. Я вот с прошлого четверга все не перестаю удивляться – все думаю, что уже удивился максимально, - нет, оказывается, еще чем-то можно меня удивить.
Мы ведь движимы не только тем, чтобы нам было комфортно, весело и замечательно тут работать, но и сохранением канала, в том числе, как медиа-актива "Газпрома". Ну что может Леша Земский наруководить новостным эфиром НТВ? Да, 10 лет работы, но объясните, кем он работал, укажите, а то господин Миллер, приведя господина Сенкевича, сказал – доктор наук, и боялся вымолвить, что медицинских. Ну что же это за такое-то? Да, 10 лет Леша Земский работал на телевидении, но почему не указывают – где? Телевидение - большая штука. Что это за лукавство? Я тоже не второй день в информации, и знаю, чего стоят такие формулировки, когда указывают – работал, но не указывают, кем.

'Эхо Москвы', 30.01.2002

Сергей Мстиславский

(О пользе административной цензуры)

"Административное распоряжение" есть единственный скорый и единственный безотказный суд. Кара постигает виновного незамедлительно и притом при наименьшей затрате сил со стороны властей предержащих... Помимо простоты, административное воздействие неоцененно и потому, что оно вводит нас в сферу неограниченных возможностей... Если можно было, при должной сдержанности, уклониться от воздействия статей уголовного уложения - то от администрации, действующей преимущественно, если не исключительно, "по впечатлению", оберечься не было никаких способов.

"Цензура в России в конце XIX - начале XX века. Сборник воспоминаний". СПб, 2003, стр. 20