Фамилию Сахарова я услышал задолго до того, как она стала всем известна. Как-то в начале 60-х годов я зашел в редакцию журнала "Наука и религия", где работал мой приятель. Я сидел у него в кабинете, он куда-то вышел, а на столе у него я увидел справочник Академии наук. Он меня заинтересовал, я его стал пролистывать. Долистал до фамилии Шолохова, писателя. Очень удивился, потому что у меня был справочник Союза писателей, но в нем был только один адрес Шолохова - станица Вешенская, а здесь было два: один - станица Вешенская, другой - московский. Я понял, что этот справочник более серьезный. Стал листать его дальше.

Увидел фамилию Микулин и обратил внимание, что у других академиков были указаны адреса и рабочие телефоны, а здесь не было ничего, только три загадочных буквы "ОТН". Как я потом узнал, это значило "отделение технических наук". Я знал, что академик Микулин конструирует авиационные двигатели, и подумал, что, наверное, он имеет отношение и к ракетным двигателям тоже. Тогда я решил выяснить: а кто еще секретный академик? И долистал до фамилии Сахаров, которая чем-то меня заинтриговала. Было написано, по-моему, "Сахаров, ОЯФ". Тоже загадочные буквы, которые (я потом уже выяснил) значили "отделение ядерной физики". И почему-то я эту фамилию запомнил.

Через некоторое время я встретил своего приятеля Володю Захарова (теперь он тоже известный физик, академик), который сказал мне, что был где-то на конгрессе, где его спросили, не он ли академик Сахаров. Дело в том, что фамилии Сахаров и Захаров по-немецки читаются одинаково. Володя сказал, что он Захаров. А я у него спросил: "А кто такой Сахаров?" Он сказал: "О, это такой замечательный человек, удивительный. Он изобретатель водородной бомбы и просто неординарная личность. Слывет чудаком, потому что, например, сам ходит в магазин, хотя ему это не полагается по рангу. Куда он ни идет, его всегда сопровождают два охранника, такой он сверхсекретный. И эти охранники, которые называются секретарями, ходят с пистолетами в карманах, причем со снятыми предохранителями. И вот идет Сахаров в магазин с авоськой за молоком, за кефиром, и его два секретаря всегда сопровождают".

Такие, можно сказать, не очень важные сведения почерпнул я о Сахарове и забыл. А когда через несколько лет, в 1968 году, появилась статья Сахарова "Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе", я вспомнил все, что знал о нем до этого. Эта статья тогда прозвучала очень громко, потому что все в ней было необычно. И содержание (которое, впрочем, многим показалось наивным), и, главное, личность автора - одного из самых засекреченных академиков, трижды Героя Социалистического Труда.

Уже существовали диссиденты, но их появление можно было логически объяснить тем, что они были так или иначе обижены или не оценены советской властью. А тут человек, достигший вершин в научной карьере и советской властью вполне обласканный. У многих людей его поступок вызвал удивление. Некоторые даже думали, что если такой человек пишет такие тексты, значит, это каким-то образом одобрено "наверху". Когда стало ясно, что не одобрено, то у обывателя возникло удивление другого рода: ну ладно, других советская власть обидела, а этому-то чего не хватало? А этому не хватало того, о чем когда-то сказал Радищев: "Я взглянул окрест меня - душа моя страданиями человечества уязвленна стала". То есть не за себя уязвился, чего, увы, большинству наших современников было не понять.

Сахаров сразу заинтересовал очень многих и меня, естественно, тоже. Я стал встречать людей, которые знакомы с Сахаровым, и мне казалось невероятным, что с таким человеком можно быть знакомым. И сам я хотел познакомиться. Обычно я не стремлюсь к личному знакомству с известными людьми, но данный случай был исключением. Мой тогдашний приятель, писатель Владимир Максимов уже был знаком с Андреем Дмитриевичем, рассказывал мне о нем и еще больше разжигал мое любопытство.

Прошло после появления знаменитой статьи года два. Однажды в Театре на Таганке в антракте я увидел Максимова, который стоял с каким-то высоким человеком. Я подошел к ним, и мы стали обмениваться мнениями о спектакле. А этот человек как-то странно нагибался ко мне, прислушивался к тому, что я говорю. Максимов нас друг другу представил, но он что-то буркнул, я что-то буркнул, а сам ничего и не понял. Парой слов перекинулся с ними и пошел куда-то дальше. Потом, дома, когда уже лег спать, я стал думать: что же за странный человек был с Максимовым? Чем-то он был необычен. И вдруг я понял, что это был Сахаров.

На другой день мне позвонил Максимов и сказал: "Ну что ж ты! Андрей Дмитриевич был удивлен". Я очень смутился, попросил у Максимова телефон, позвонил, подошла Елена Георгиевна Боннэр. Я представился, сказал, что хотел бы познакомиться, был приглашен и пришел. После этого я довольно часто бывал в этом доме.

Бывал даже в ключевые моменты сахаровской диссидентской биографии. Например, когда на Сахарова напали террористы, а скорее кагэбэшники, объявившие себя террористами из арабской организации "Черный сентябрь". Они вошли в квартиру, перерезали телефонные провода, угрожали Андрею Дмитриевичу и его близким. Когда я об этом услышал, я приехал и мы с Еленой Георгиевной, Андреем Дмитриевичем и Сергеем Ковалевым поехали в милицию подавать заявление.

Когда Елена Георгиевна получала за Сахарова Нобелевскую премию, у Сахарова был отключен телефон. У меня потом тоже отключили, но в это время он еще работал. И Сахаров приезжал ко мне к метро "Аэропорт", где я жил, и Елена Георгиевна туда звонила и сообщала о том, что происходит.

Сейчас многие люди имеют о Сахарове весьма смутное представление: что это был за человек, чего хотел, какое значение имел он тогда, какое сейчас? Я слышал утверждения, что Сахаров свою игру проиграл. Это чушь, потому что он ни во что не играл. Он говорил истину, а истина остается истиной. Сахаров сыграл огромную историческую роль в свое время. Его называли идеалистом и не от мира сего. И он был идеалистом, максималистом, но и реалистом. Он говорил об условиях, без соблюдения которых успешное развитие общества невозможно.

Кроме того, Сахаров оказывал огромное влияние на мировое общественное сознание, на отношение цивилизованного мира к советской системе. Он безусловно оказывал влияние и на многих людей внутри Советского Союза. Вообще у нас принято говорить, что историческая роль диссидентов была ничтожна. На самом деле диссиденты поднимали важные вопросы, которые влияли на западное общественное мнение, на западных политиков. Хельсинкские соглашения отчасти были приняты благодаря этому влиянию. А в том, что намеченный КПСС возврат к сталинскому варианту советского правления не состоялся, тоже большая историческая заслуга диссидентов, среди которых Сахаров был безусловно первой скрипкой. Следующие события, в том числе перестройка, были приближена диссидентами вообще и Сахаровым в особенности, если говорить о личном вкладе. Он сыграл тогда огромную роль.

Сейчас рассуждают о том, есть ли влияние его идей на современное состояние умов. Я думаю, что есть. В России всегда были такие выдающиеся умы, которые оказывали влияние на умонастроение народа, особенно интеллигенции: Пушкин, Чаадаев, Толстой, Достоевский, Бердяев. Мысль человеческая все равно работает и имеет долговременную перспективу. Идеи крупных общественных мыслителей остаются, действуют так же, как положения фундаментальных наук, польза от которых бывает не очевидна сразу, но очень значительна в перспективе.

Идеи людей масштаба Сахарова необязательно должны быть модными. Это не мнения сочинителей бестселлеров или участников телевизионных ток-шоу на злобу дня, а ценности, которые остаются навсегда, как бы дальше ни развивалась человеческая мысль. Если, скажем, когда-то кто-то понял, что дважды два равно четырем, то все дальнейшее развитие математики этой мысли не отменяет.