статья Геноцид входит в быт

Елена Калужская, 10.10.2008
Елена Калужская

Елена Калужская

Слово "геноцид" звучит в СМИ постоянно и вошло в такую моду, в какую даже слово "фашизм" не входило. Без него нынче ни один серьезный человек никакого заявления не делает.

Председателя Следственного комитета Александра Бастрыкина, который рассказывал о том, как две сотни его следователей и три десятка прокуроров изучают последствия действий грузинской армии в Цхинвали, еще можно понять. Он повторял это слово как заклинание, потому что родина приказала.

А вот глава инициативной группы жителей Южного Бутова Владимир Жирнов был совершенно искренен, сообщая журналистам, что правительство Москвы намеренно истребляет "коренных москвичей" путем лишения их среды обитания, и это, конечно, он – геноцид.

Грешат этим не только в России. Украина, например, принимая закон о Голодоморе, провозгласила, что именно гибель от голода миллионов украинских крестьян в 1932-33 годах была целью политики сталинского режима. Авторам закона пришлось пренебречь деталями. В частности, тем, что в некоторых областях России и Казахстана крестьяне были точно так же подвергнуты "коллективизации" и вымирали сопоставимых пропорциях.

Но дальше всех в этом вопросе пошел адвокат Сергей Князькин – защитник целителя Грабового. Он утверждает, что в отношении партии ДРУГГ и одноименного религиозного течения, созданных его подзащитным, осуществился именно геноцид. Грабовой, как известно, был посажен за мошенничество сразу после того, как захотел стать президентом и организовал эту самую политическую партию. У адвоката Князькина есть масса процессуальных оснований, чтобы оспорить решение суда, но он настаивает на геноциде. То, что государство сделало с Грабовым, он называет "осуществлением геноцида посредством уголовного преследования и осуждения".

Этот подход открывает широкие перспективы для употребления популярного термина. Геноцидом можно назвать что угодно. "Осуществление геноцида посредством невыдачи денежного вклада в банке" - чем не обвинение? Или посредством кражи мобильного телефона. Или посредством игнорирования обращений. Все это теоретически может привести к неприятным последствиям – вот вам и геноцид. Но это в быту. В правовом поле дело обстоит иначе.

В официальном документе термин "геноцид" впервые фигурировал в 1945 году на Нюрнбергском процессе, где нацисты были обвинены в планомерном уничтожении евреев и некоторых других этнических и религиозных групп. А в 1948 году Генеральная Ассамблея ООН приняла Конвенцию о предупреждении преступления геноцида и наказания за него, которая окончательно закрепила понятие.

Обвинение в геноциде - одно из самых серьезных в международном праве. Тот, в чьих действиях признается состав этого преступления, преследуется правоохранительными системами всего мира, и если какое-то государство попытается укрыть преступника, то ему грозят самые жесткие санкции.

Может показаться, что именно такой участи желали Михаилу Саакашвили российские власти, пославшие в августе в Южную Осетию Александра Бастрыкина со всеми его следователями и прокурорами. Однако тут есть два "но".

Во-первых, для того чтобы факт геноцида был признан мировым сообществом, нужны убедительные доказательства. Чтобы их получить, следует послать в зону конфликта международных экспертов. Однако Россия не только не пригласила никого к сотрудничеству, а наоборот, всячески препятствовала появлению в месте конфликта представителей международных структур. Это выглядело, по меньшей мере странно, даже до того как России пришлось признать, что жертв с осетинской стороны на порядок меньше, чем было объявлено в первые дни конфликта.

Во-вторых, невозможно доказать, что грузинские войска в Южной Осетии занимались целенаправленным истреблением осетин; зато очень сомнительно с точки зрения конвенции о геноциде выглядит поведение осетинских ополченцев в грузинских селах на территории непризнанной республики. Грузин в этих селах, по данным международных наблюдателей, практически не осталось.

Вообще говоря, доказать факт геноцида, то есть умышленного уничтожения людей по расовому, национальному или религиозному признаку, крайне трудно. Поэтому это понятие гораздо чаще используется в политической риторике, чем в судебной практике. Очень просто было констатировать геноцид на Нюрнбергском процессе: там преступное намерение было подтверждено документально. А вот в бывшей Югославии, Руанде, Судане признаны многочисленные военные преступления и преступления против человечества, но лишь единичные эпизоды геноцида.

Так что крайне трудно представить себе, что руководство России рассчитывало добиться от ООН признания результатов деятельности г-на Бастрыкина и его команды в качестве доказательной базы. Он работал главным образом "для внутреннего употребления", чтобы крепить патриотизм. Лучшего способа доказать населению, что на Запад сплошь враги России, действительно не придумать. Когда руководитель делегации ПАСЕ Люк ван ден Бранде, посмотрев на все своими глазами, отправляется из Цхинвали прямиком в Тбилиси и сообщает там, что геноцида осетин не было, а дело нуждается в расследовании, остается просто напомнить, что "они нас не любят".

Тем более что геноцид может быть юридически признан не только международными институтами, но и отдельными странами. Значит, мы можем рассчитывать и на Венесуэлу с Никарагуа, и на Ирак с Белоруссией. А может быть, и не только.

Буквально на следующий день после того как делегация ПАСЕ, побывавшая в Цхинвали, не нашла свидетельств геноцида осетин, Конгресс США признал Голодомор 1932-1933 годов в Украине геноцидом против украинского народа "и почтил память жертв трагедии".

И это печально. Не как "уступка" Украине. Украинцев как раз можно понять: наверное, им важно подчеркнуть, что они пострадали не от чьей-то глупости и наплевательского отношения к человеческой жизни, а именно потому что их хотели уничтожить как народ. Может быть, им важно думать, что они теперь другие, не советские. Если им так легче – не жалко.

Но США – другое дело. Попав на место арбитра, Конгресс поддался искушению и щелкнул по носу зарвавшуюся Россию: "Геноцид, говорите? Вот вам геноцид!" Это немедленно обесценило арбитраж и свело дискуссию на бытовой уровень. На котором это слово лишается смысла.

Елена Калужская, 10.10.2008