статья Заложницы Кремля

Илья Мильштейн, 04.09.2005
Коллаж Граней.Ру

Коллаж Граней.Ру

Картинка была черной, как и следовало ожидать: бесланские матери в траурных одеждах, мрачный Путин в темном костюме с темным галстуком. Кремлевская спецсъемка запечатлела краткую вступительную речь президента. Речь отличалась предсказуемой прозрачностью.

Владимир Владимирович рассказал матерям о теракте в Нью-Йорке, случившемся 11 сентября 2001 года. О неспокойной обстановке в мире, где даже самые мощные спецслужбы не в силах справиться с терроризмом. О развале Советского Союза. О потерях, понесенных в связи с этим в экономике и социальной системе. Подводя черту, Путин высказал в целом парадоксальную мысль, что ждать от наших спецслужб, потрясенных распадом великой державы, нечего, хотя это и не может служить оправданием ненадлежащему исполнению должностными лицами своих обязанностей.

Дальше трехчасовая беседа продолжалась за закрытыми дверями. Из скупых комментариев жительниц Беслана о том, что осталось за кадром, известно немного. Только обрывки фраз, по которым, блуждая во тьме, можно попытаться выстроить обрывки беседы. От Андрея Колесникова из "Коммерсанта" мы узнаем о настроении, с которым Сусанна Дудиева и другие покидали "одну из правительственных резиденций". Об их растерянности, замкнутости и стремлении уединиться от всех. О том, что к Путину они входили несчастными, но свободными людьми. О том, что из президентского кабинета выходили несчастными и несвободными.

Из мрака проступают лишь отдельные детали. Они приехали, чтобы обвинить президента в смерти своих детей. Потребовать объективного расследования. Предъявить Путину обвинение в том, что он не пожелал вступить в переговоры с террористами. Высказать подозрение в том, что штурм был запланирован и решение принимал он. Они приехали, желая обвинять и задавать вопросы. Все эти обвинения и вопросы прозвучали в резиденции первого лица.

Он знал об этом и к разговору был готов. Прежде всего, он чувствует свою вину за случившееся и не снимает с себя ответственность. Он недоволен ходом следствия и посылает в Беслан сотрудников Генпрокуратуры. Он многого не знал и будет проверять информацию, полученную от гостей из Осетии. Однако он просит их кое-какие сведения, которые сейчас сообщит, не выносить за пределы этой комнаты. Если вы хотите узнать правду...

Это был старый, но безотказный прием: повязать их тайной. Использовать отчаянное желание бесланских матерей выяснить, кто виновен в гибели их детей. Разумеется, Путин лукавил: он командовал операцией, и окончательное решение принимал он, и уже в течение года они с Патрушевым знают все нюансы бесланской трагедии – по минутам. Но отчаянье матерей столь велико и надежда так сильна, что они, едва ли веря ему на слово, согласились ждать. Ждали год – отчего ж еще не потерпеть, если президент дает слово?

Они расходились в скверном настроении – матери и Путин. Проиграли обе стороны – народ и государство, встретившиеся за день до годовщины бесланской трагедии. Матери уехали ни с чем, увозя с собой лишь туманные обещания. Путин выиграл время, избежав крупного скандала в день скорби, но с этого дня время опять работает против него. Беслан ждет правды. Президент ее не сможет сказать.

А привычная брехня продолжилась сразу. Ровно в те часы, когда самолет с заложницами Кремля летел домой, к их могилам, замгенпрокурора Шепель повторял уже год известную байку про обкурившихся бандитов, которые в состоянии ломки стали хвататься за что ни попадя, включая кнопку с взрывателем. "Грязный политический шаг", как назвала предложение Путина встретиться Сусанна Дудиева, был сделан, отпечатался в сердце, стал фактом историческим. Жалеть о нем бесланским матерям не должно: они бы измучили себя, если бы отказались от этого призрачного шанса. Не их вина, что встреча оказалась бессмысленной.

Илья Мильштейн, 04.09.2005


новость Новости по теме