статья Знакомый до слез

Лев Рубинштейн, 16.10.2006
Лев Рубинштейн. Фото Граней.Ру

Лев Рубинштейн. Фото Граней.Ру

Вообще-то я телевизор не смотрю. А вот в воскресенье вечером зачем-то включил. И прямо как в доброй сказке, был немедленно же вознагражден за свою решительность удивительным сюжетом. Первый канал показывал и рассказывал про то, как наш президент посетил город своей мятежной молодости – Дрезден.

Главное в сюжете – интонация. Теплая, задушевная, ничуть не бравурная, можно сказать - пастельная. С живинкой и человечинкой. "Владимир Путин гулял по Дрездену, заходил в пивные, разговаривал с местными жителями на их языке – в общем, вел себя так, как ведут себя в одном случае – в том редком случае, когда возвращаются в свою молодость", - не без лирической "грустинки" начал автор сюжета.

"Как в стихотворении: "Я вернулся в свой город, знакомый до слез...", - продолжил он вкрадчиво. Я, признаться, вздрогнул, вообразив себе, что почувствовал бы Мандельштам, если бы ему дано было знать заранее, насколько издевательски-безжалостными могут оказаться извивы истории, когда его строки и его судьба с невыносимой легкостью смогут подверстываться к чему и к кому угодно, в том числе к усердным ученикам и наследникам убившей его системы.

Впрочем, дальше я вздрагивать перестал, ибо следующим, что я услышал, было: "Это тоже старая русская традиция: юность в Германии". Так, понятно: "c душою прямо геттингенской", Ленский, Венивитинов, любомудры, КГБ, Штази – нормально. Обаятельно для тех, кто понимает.

После Мандельштама и "юности в Германии" не мог не последовать Достоевский: "Между двумя протокольными встречами дрезденец из Питера нашел время, чтобы открыть памятник известному на весь мир земляку, который город на Эльбе знал не хуже, чем город на Неве. Писатель бежал сюда от долгов, а нашел вдохновенье. Наброски к роману "Бесы" были написаны в Саксонии, здесь же у Федора и Анны Достоевских родилась дочь. Валерия Шелике из Немецко-российского института культуры давно заметила, что у Дрездена Достоевского и Дрездена Путина часто пересекаются адреса". Понятно? У автора "Бесов" и у мелкого шпиона бесовского государства "пересекаются адреса". В общем-то тоже нормально. Автор сюжета, насильственно привлекая на свою сторону и на сторону своего героя имена и реалии отечественной и мировой культуры, преследовал одну цель: встроить образ героя в почтенный культурно-исторический контекст. Ряд получился ничего себе – вполне репрезентативный: Достоевский, Мандельштам, Путин. "Гомер, Мильтон, Паниковский".

Культурка культуркой, а душевность душевностью, но портрет не может быть полным без героической составляющей. Президент все-таки, а не какой-нибудь Достоевский. И вот мы узнаем новые, леденящие душу фрагменты славной президентской биографии:

"Когда в восемьдесят девятом толпа в соседнем квартале громила здание "Штази", министерства госбезопасности бывшей ГДР, другая колонна шла сюда. В Штази был страшный погром, люди переворачивали сейфы, жгли досье и фотографии, все искали папки с осведомителями. Решили, что надо идти к русским, брать их архив.

Толпа окружила здание и кто-то позвонил в дверь флигеля. Вот она, ее с тех пор и не красили. Но ни в дом, ни даже во двор никто не вошел. На пути демонстрантов вдруг появился светловолосый сотрудник с пистолетом в руках. Он спокойно оглядел толпу, поздоровался и на хорошем немецком сказал – это советская территория, и вы стоите на нашей границе. И я говорю серьезно – я буду стрелять в ее нарушителей.

Фолькер Гец, свидетель штурма: "Он так спокойно и уверенно это сказал, что люди постояли, покричали, а потом стали расходиться. Все ожидали стрельбы, драки, но только не этого. Потом мы узнали, что этот сотрудник стал вашим Президентом".

После Достоевского с Мандельштамом никого не удивило бы в этом эпизоде сравнение Путина с Грибоедовым. Но нет – там закончилось все не так удачно. А тут? Страшно и подумать, что было бы, если бы... Нет, не стану продолжать. Скажу только, что провидение в этот раз оказалось милостивым к россиянам.

Этот милый телесюжет далеко не первый в набирающей обороты агиографической деятельности кремлевско-останкинских сказителей. Может быть, дело в том, что я слишком редко смотрю телевизор, но именно эта штука мне показалась действительно посильнее, чем "Фауст" Гете.

И что с того, что сюжетец выглядит довольно топорным и неуклюжим? Это дело наживное – дайте, как говорится, срок. Жанр ведь только встает на ноги. Есть главное: честность и искренность. Главное то, что в абсолютном бескорыстии и чистоте помыслов создателей этого небольшого шедевра сможет усомниться лишь самый неисправимый скептик.

Лев Рубинштейн, 16.10.2006


новость Новости по теме